Посидели ещё с полчаса, допили ром, и навигатор собрался домой. Оба поднялись на палубу. На душе было скверно от всех этих домыслов о скупщике аретфактов. Подобные предположения точат людей изнутри, а пищу для них найти можно всегда. И стоило закинуть зерно в благодатную почву, как оно начинало прорастать. Предательство – самое страшное преступление, в каком можно заподозрить человека.
Проснулся Егор, и на палубе затянулся извечный спор.
– Вот ты, Ваня, вор, а я потомственный рыбак. И какого чёрта ты мной тут, на рыбацкой шхуне, командуешь?
– Ха, скажешь тоже! Потомственный рыбак! – густым басом говорил Егор. – Голубая кровь, мля, дворянин. А я, между прочим, уже не вор. Я уже пять лет, как ни в один карман. С тех пор, как мне клешню на рынке того…
– Да какая разница, пять лет или десять. У нас, можно сказать, династия рыбацкая, а ты никто, не пришей рукав. И командуешь.
– Ну ладно. Раз тебе не нравится, что я командую, то я командовать не буду. Я тебя по-человечески прошу, палубу вымой.
– Эй вы, – прикрикнул капитан. – Машки в руки – и палубу драить! Вместе! И чтоб я больше не слышал! А тебя, Крюк, последний раз предупреждаю – кончай свои блатные штучки!
– Да что? Я ничего!
Матросы взяли приставленные к борту швабры-машки, и понуро пошли искать вёдра. Егор был высоким и широким в кости, и швабра в его руках казалась тростинкой.
Едва Рома собрался перелезть через борт, вдруг затарахтела бензиновым мотором лодка, она приближалась со стороны моря. Гонец от Стефана.
Никто не знал, чем занимается Стефан. Для всех он старьёвщик, который рассылал курьеров во все закоулки – где купить, а где взять, что плохо лежит. Даже матросы «Медузы» считали, что капитан изредка сдавал Стефану ненужную ветошь (что он и делал для прикрытия) и больше не имел с ним никаких дел.
Мотор чихнул пару раз и замолк.
– Вещи старые скупаем-подбираем! – проговорил обычную присказку немолодой гонец, швартуя лодку к той стороне пирса.
Он выбрался из лодки, прошагал до борта шхуны, и, кряхтя, перевалился через него. Высокий и худой, одетый в коротковатые старые штаны, из которых торчали тонкие ножки, он был похож на циркуль.
Арсений подозвал Егора и тот бросил елозить шваброй по палубе.
– В трюме мешок лежит с тряпьём, принеси его. Да поживее, что ты, как каракатица!
– Я мигом!
Матрос опрометью бросился в люк, и вскоре стоял на палубе с мешком в руке. Передав ношу капитану, снова взялся за машку.
– Вот. Держи, – кэп сунул старьёвщику под нос ворох тряпья. – Я это всё равно носить больше не буду.
– Благодарю, – гонец Стефана принял поношенную одежду и взамен протянул капитану пару купюр. – Этого достаточно?
– Старый скряга, якорь ему… – пробурчал Арсений. – Да,