Мы познакомились в колледже. Ричард был влюблен в себя, как Нарцисс, и считал, что весь мир против него сговорился. Я восприняла его неумение сочувствовать людям как сдержанность, перфекционизм – как настойчивость и упорство, а его стремление все регламентировать объясняла склонностью к порядку. Я очень хотела, чтобы наша любовь длилась вечно, и ответила взаимностью на его чувства. Кроме того, я помнила совет своей бабушки: «Люби мужчину таким, какой он есть, а не таким, каким ты хотела бы его видеть».
Когда Ричард сделал мне предложение, меня неприятно удивило дешевое кольцо, которое он надел мне на палец.
– Я знаю, ты хотела бы кольцо с бриллиантом, – сказал он тогда. – Но обычное кольцо без камня лучше с точки зрения вложений. Да и вообще, кольцо не имеет значения.
Ричард поцеловал меня и добавил:
– Никто не будет тебя любить сильнее, чем я.
Его слова были больше похожи на угрозу, чем на то, что говорят любимой девушке, когда просят ее руку и сердце. Но я дала согласие, и мы поженились.
Когда в первый раз Ричард на меня сильно рассердился, я была в шоке. На людях он всегда вел себя спокойно и корректно, но совершенно не сдерживал свои порывы гнева, когда мы оставались наедине. У него был очень непростой характер, но я решила не обращать внимания на его перемены настроения и делать все возможное, чтобы ему не перечить.
Однажды Ричард обругал меня за то, что я испачкала его любимую кухонную лопаточку соусом для спагетти. («Бог ты мой, да какой же дурой надо быть, чтобы мешать томатный соус лопаточкой?! Для этого есть деревянная ложка!») После этого я купила набор новых кухонных принадлежностей. Он постоянно критиковал меня за то, что я хочу стать писателем («Ты думаешь, ты у нас новая Джоан Роулинг?»). Его слова словно обдавали меня холодным душем.
Слова способны ранить так же больно, как и физическое насилие.
Однажды он сказал, что в моих ежемесячных ужинах с отцом есть что-то подозрительное. Я пригласила его присоединиться к нам. Я не отдавала себе отчета в том, что муж терроризирует меня своим деструктивным отношением, и в ответ пыталась быть еще более мягкой, любящей и понимающей.
Из машины выпрыгнула наша трехлетняя дочь Оливия.
– Не переживай, мама, я тоже не заметила, что папа косит траву, – сказала она.
Прижимая к груди плюшевого зайца, дочка направилась к дому. Я заехала в гараж и выключила двигатель. «Дыши глубже», – повторяла я про себя, отстегивая ремень безопасности Мэтью. Я вынула сына из машины и положила его в слинг, снова с грустью обратив внимание, что его взгляд ни на чем не фокусируется. Его глаза были такими же отсутствующими,