Когда я ставила свою подпись под военным контрактом, я была готова к борьбе и инсинуациям, без которых никогда не обходится. В какой-то момент моей военной карьеры кто-то непременно заклеймил бы меня словом «недостаточно» – сочтя в недостаточной степени бойцом, в недостаточной степени лидером, – просто потому что я женщина.
Но как бы я ни была готова столкнуться с сексизмом в войсках, то, что источником этого сексизма окажется женщина, вышибло у меня почву из-под ног.
Полковник одарила меня хитрой улыбкой, как бы намекая, что разговор закончен, потом повернулась к компьютеру и продолжила печатать текст.
Я знала, что должна делать – точнее, что мне «положено» делать. Протокол требовал, чтобы я лихо отдала честь, развернулась кругом, вышла из кабинета и подготовилась к выступлению за два коротких дня.
Стоя в кабинете, я мысленно представила, как будет разворачиваться церемония. Войдут официальные лица. Громкая барабанная дробь заставит всех умолкнуть. И где-то за микрофонной стойкой будет лежать мое кататоническое тельце, свалившееся в обморок от страха и шока.
В этот момент я сделала единственное, что пришло мне в голову: вдохнула поглубже, уперлась взглядом в пол и начала петь – прямо в кабинете полковника.
Я успела спеть до слов «эти широкие полосы и яркие звезды», прежде чем она меня остановила. На ее лице появилось выражение чистого ужаса, когда до нее дошло, что я не притворяюсь. Если бы я попыталась добраться до вокальных высот, необходимых для строки «красные отсветы ракет», пожалуй, взорвалось бы все – и авиабомбы, и стекла во всем здании.
Ошеломленная, она пробормотала, что найдет кого-нибудь другого, и отпустила меня. Я постаралась убраться из ее кабинета как можно скорее.
В тот день я усвоила два серьезных урока.
Да, признаю, это звучит банально, но совет «доверяй своей интуиции» – самый что ни на есть разумный. Наши тела способны прочувствовать и уловить то, что еще не зарегистрировано сознанием, и даже то, что еще не произошло. Еще до того, как я увидела свое имя в программке, я уже каким-то образом предчувствовала, что от меня утаивают часть истории.
Кроме того, я осознала, что делать что-то просто потому, что кто-то решил, что мне следует это делать, несправедливо по отношению к моей собственной душе и духу.
На ее лице появилось выражение чистого ужаса, когда до нее дошло, что я не притворяюсь.
Теперь, когда у меня появляются сомнения или выдается трудный день, я мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда я проглотила свою гордость и решила постоять за себя – причем таким способом, который вполне мог оказаться самым что ни на есть унизительным. Я постепенно училась ценить свои таланты и навыки и точно знала, что пение в их число не входит.
Церемония награждения прошла без сучка без задоринки, хотя программки пришлось срочно перепечатывать, чтобы убрать из них мое имя.
С тех пор я много раз слышала национальный гимн. И каждый раз в таких случая немного собой