Нечто похожее, к слову, произошло и в экономике. Россия зажила согласно диалектике переходного периода из ниоткуда в никуда. В 2004 году Егор Гайдар написал: «Либеральное видение мира отвергало право человека на получение общественной помощи. В свободной стране каждый сам выбирает свое будущее, несет ответственность за свои успехи и неудачи». Именно так учат жить Россию последние двадцать с лишним лет. Большинство научилось, но остались и те, кто застыл в непонимании.
Западное общество живет так уже несколько веков. Человек пребывает в глубоко атомизированном состоянии – он сам по себе, он один. Вебер писал, что общение кальвиниста с его Богом происходило в атмосфере полного духовного одиночества. А именно кальвинизм дал идеологическую основу и религиозное оправдание рыночной экономике. Ни католицизм, ни тем более православие на эту бы роль не подошли, как справедливо замечает Кара-Мурза. Любовь и сострадание для кальвиниста существуют, но не менее, а вероятно, и более важна ненависть к врагу Господа, а вместе с тем культ избранных, рядом с которыми существуют отверженные.
Это опять же очень важный момент отличия русского от западного. Бердяев писал: «Каждый – в ответе за всех». Ранее эту мысль настойчиво тянет через многие свои произведения Достоевский. «Домострой» учит: «И нищих, и малоимущих, и бедных, и страдающих приглашай в дом свой и как можешь накорми, напои, согрей, милостыню дай». При этом, как мы помним, давая милостыню, левая рука не должна знать, что делает правая. На Западе понятие милостыни, наоборот, должно иметь рациональное, практическое объяснение; оно тесно сопрягается с понятием индульгенции.
Если русское, православное мировоззрение говорит о милосердии к слабому, о несправедливости такого его положения и необходимости возлюбить его, то кальвинистское понятие мира изначально признает нормальность существования избранных и отверженных. Православный полагает, что Царствие Божие открыто для всех, кальвинист, что оно изначально предназначено лишь для избранных.
Доводит западную мораль до логической точки Ницше: «Падающего толкни!» Возможно ли появление такого философа в России? Розанов на этот счет писал, что подобного человека да с такими речами, будь он русским, тут же бы назвали мерзавцем. Ницше в философии воинствующего гуманизма