Ирис торопливо прикрыла ей рот ладонью и обернулась. Никого. Хвала Аллаху! О волшебном Оке Хромца разговаривать запрещалось под страхом смерти.
– Молчу, молчу… – Мэг покивала. – Так-то вот. Жаль эфенди Аслан-бея. Хороший человек, да не дал бог наследников, один только племянник, да и тот далече. Тяжко в старости-то одному оставаться… Ох, да что это я разболталась, а время идёт! Ты иди, детка, иди. Ведь, поди, тишком убежала, как бы тебе из-за меня не досталось.
– Те-ебе точно лу-учше?
– Сама видишь, даже не перхаю. И горло не точит. Хоть работы тут больше, чем в парных, спину вот ломит, зато сухо. Вот и табиб тоже говорил – мне лучше подальше от воды-то… Ну, беги. И вот что…
Мэг прикусила губу.
– Больше не носи мне ничего, – шепнула, уже готовая расплакаться. – Ты молодая, растёшь, танцам учишься… Сама рассказывала, как вас гоняют. Тебе силы нужны. Не смей мне ничего таскать, слышишь? Я ещё продержусь, сколько надо!
Её девочка только заулыбалась и дала поцеловать себя в лоб. Запрещать ей было бесполезно. Сунутый назад персик она потихоньку опустила в нянин карман. Помахала ладошкой. И умчалась назад, в предбанник, где уже поджидала её наверняка разгневанная Айлин.
К превеликому её облегчению, «лунноликая», казалось, не заметила её отлучки. Она о чём-то переговаривалась с Иви, хмурясь и озабоченно постукивая розово-красными ногтями по сиденью мраморной скамьи. Бросила на прибежавшую странный взгляд.
– Впредь не задерживайся, – только и сказала. – Иви, проводи нас.
И сама скинула верхнее платье, оставшись в прозрачной длинной рубахе до пят, сквозь которую так и просвечивало сочное полное тело, способное совратить, пожалуй, даже святого Иону. Ирис же пришлось раздеться полностью, ибо в хаммаме одетой делать нечего. Но к собственной наготе она давно привыкла. Хоть евнухи и массажисты смущали её до сих пор. Пусть они и не мужчины, пусть без главных частей тела… но то, как они иногда оценивающе на неё поглядывали, коробило. Это оттого, поясняла им Наставница, что часть из этих ничтожных огрызков была оскоплена в зрелом возрасте, когда мужчина познал уже не одну и не двух женщин. Таким, если хочешь отбить вожделение, проще сразу отрезать дурную голову. А вот мальчики, лишённые естества в нежном возрасте, так и не поняли, чего не успели испытать, а потому – чужды соблазнов. Но настоящая одалиска одинаково безразлична и к тем недо-мужчинам, и к другим. Они для них даже не слуги, так – куклы у стен.