К слову, «тяжелый транспортер», он же министр труда и социальной защиты Меркулов Леонид Сергеевич, сидел в библиотеке. Не в той стерильной комнате с кучей дисплеев, а в настоящей, с множеством потрепанных фолиантов и разноцветных корешков, теснящихся на полках. Чиновник монотонно тер висок, видимо, мучаясь от головной боли, и цепко щупал меня взглядом, соотнося прочитанное в досье с реальным человеком. Его сынок сидел рядом, как напроказничавший щенок возле большого и маститого пса.
– Добрый день, – поздоровался я.
– Так вы, значит, и есть тот самый сотрудник воздушно-патрульной службы?
– Судя по всему, бывший, – поддакнул сынок, но под гневным взглядом отца быстро стушевался и замолчал.
– Да, Ревякин Андрей Михайлович, капрал воздушно-патрульной службы сорок третьего отдела второго доминиона, – шестой или седьмой раз за сегодня отчитался я.
– Ну что же вы, капрал, – укоризненно склонил голову на плечо министр, – поспешили, мальчику чуть руку не сломали?
Я хотел съязвить, что по тем документам, которые прочитал, выходило, что мальчишка после всех зафиксированных побоев вообще должен быть трупом, но сдержался.
– Сожалею, – выдавил я из себя.
– Мне стоило больших усилий вовремя замять это дело, – рассуждал вслух Меркулов. – Знаете ли, человеку на моем месте скандалы не нужны. Надеюсь, вы сожалеете о случившемся?
– Ваш сын пытался изнасиловать девушку, – смотря под ноги, ответил я.
– Попытка не пытка, – рассмеялся Меркулов. – Думаете, я не знаю, какого оболтуса вырастил? По-хорошему, выслать бы его куда-нибудь в четвертый или пятый доминион…
– Папа! – вскинулся Игорь.
– Но куда там, – отмахнулся от него министр. – Жалко, какая-никакая, а кровь. Что до той девчонки, так она теперь будет как у Христа за пазухой. Вы уж поверьте. Но вот с вами нужно что-то решать.
– Я прошу прощения за свой поступок, – через силу выдавил из себя всю ночь репетированную фразу и покраснел, как школьник.
– Игорек, видишь, Андрей Михайлович все осознал. Хочет снова стать полноценным членом общества.
– Пусть встанет на колени.
Министр открыл было рот, чтобы ответить сыну, но тут же беззвучно закрыл. Мальчишка вскочил на ноги и в два прыжка оказался около меня. Его бледное худое лицо исказилось от гнева, в уголке рта собралась слюна, глаза блеснули безумным огнем.
– На колени, сука, и тогда, может быть… Может быть, я позволю тебе жить.
Я всегда считал себя достаточно спокойным и уравновешенным человеком. Как до этого момента, так и после. Но в тот момент черная пелена гнева затмила глаза. Я искренне не понимал, что должно было в этом мире сгнить окончательно, раз я стою сейчас здесь, а передо мной молодой испорченный мажор, диктующий условия. Недоумевал, почему