в ладони узенькой твоей.
Так.
Тем желанней, чем больней
подкладкой шкуры познаёшь.
Я рисую Леночку:
чёлочка, гляделочки,
веснушек поле,
тропочка
к ложбинкам, возвышениям
(головокружениям!
Взлётам и скольжениям!).
Тропочка, тропочка
до…
право слово! – попочки
и остального,
далее,
в коленки и к сандалиям.
Конечно, дело трудное –
изнемогать в спокойствии.
Но не без удовольствия
(замечу, обоюдного).
Играем чёрно-белое кино.
Упала темь,
но вместе с тем
случайный луч,
проворно жаля,
кровавит губы
и вино
в твоём мерцающем бокале.
Боюсь с тобой глаза в глаза.
Немилосердно так пронзать!
Но нет, не опускай ресницы,
пусть совершается…
и длится
всей звёздной силой притяженья
заставшее врасплох сближенье.
Пусть знание сильнее красоты.
Пусть я сильней – прекрасней ты.
Я знаю очень, слишком знаю!
Ты, по секунде убегая…
Ты – существо иного рода.
Где ты растрачиваешь годы –
я по секунде набираю.
Я знаю: мы недолговечны.
Но я печален. Ты беспечна.
Реплики
– Приходим к вам, зализывая раны.
За силою целительной любви
приходим к вам. Мы гаданны и жданны
приходим к вам.
Но не зови!
– Наотмашь меня судишь иль сплеча,
ты человек – здесь выпукло, там гладко, –
люблю тебя. Но для меня загадка
всё то, что я губами изучал!
– Я – детёныш, который ёжик,
я колюч, беззащитен, любим.
Ты другой. Кожура твоя кожа.
Сердце в косточке. Неуязвим.
– Сожаленья мои на прощанье:
не случилось крупице желанья
вызревать под кожицей тонкой
там, где женщина носит ребенка.
– Сомненья нет, вас полюбили
от чистой, искренней души!
Какое это счастье? Или…
Что за болезненный ушиб…
Любимая, здравствуй!
(продолжение)
И снова больно. И опять
до самой сердцевины.
Как ты умеешь заживлять
две рваных половины…
Как мучась мучаешь, пока
два кровоточащих куска
срастутся так, что не разъять.
Чтоб всё сначала…чтоб опять…
…с