Он угадал: столь дорогое сейчас имя произвело нужный эффект. Не обратив внимания на «ушастого», Линнувиэль вяло мотнул головой и послушно качнулся в сторону комнаты. Но тут его силы все-таки закончились, и эльф благополучно рухнул. Заботливые руки вовремя подхватили, подняли и аккуратно уложили на измятую постель, где измученный эльф потерял-таки сознание.
Таррэн посмотрел, как суетится над ним Мирена, как озабоченно хмурят брови Корвин с Маликоном, как задумчиво глядит в сторону хранителя Сартас, и тяжело вздохнул:
– Только этого нам не хватало.
Шранк мрачно кивнул и уточнил:
– Тогда, может, прибьем его сразу, чтоб не мучился?
Второе пробуждение оказалось для Линнувиэля гораздо приятнее: ласковое солнце настойчиво светило в распахнутое окно, лицо обдувал прохладный ветерок, в хорошо проветренной комнате не поджидало никаких посетителей, в теле поселилась восхитительная легкость, не имеющая ничего общего с недавней позорной слабостью, картины прошлого почти утратили свою значимость, а невнятные мысли больше не тревожили сознание очнувшегося эльфа.
Линнувиэль озадаченно повертел головой и сел, одновременно проверяя, работает ли левая рука. Сперва разогнул и согнул осторожно, а затем – все смелее, с радостным удивлением ощущая, что она снова послушна.
Эльф облегченно выдохнул, стремительно оделся, по привычке уделив внешнему виду максимум внимания, опоясался, обул услужливо поставленные рядом с постелью сапоги. Схватил со стола свои клинки и твердым шагом вышел, мысленно гадая, какими словами одарят его спутники за идею так не вовремя испустить дух. То, что он сглупил, уже понятно – не стоило играть в героя, а следовало сразу спросить знающего человека о яде. Может, тогда и не было бы всего того, на что он по собственной дурости себя обрек.
События последних часов помнились ему смутно. Ничего конкретного, кроме обрывков какой-то песни, бесконечно нарастающей боли в изорванном плече, череды испуганных лиц и… Он вздрогнул, замерев и едва не выронив родовые клинки, когда перед внутренним взором, как сквозь бесконечность, медленно проступили знакомые голубые глаза – огромные, зовущие, манящие. Линнувиэль ошалело потряс головой, и видение исчезло, оставив после себя привкус сожаления и тоски. Причем настолько явной, что эльф поначалу даже растерялся. Но быстро сумел взять себя в руки и, выкинув всякие глупости из головы, спустился в обеденный зал.
– Доброе утро!
– Здравствуй, Линнувиэль, – настороженно отозвался привставший из-за стола Сартас, внимательно ища на лице сородича следы вчерашнего безумия.
– Как себя чувствуешь? – не менее напряженно поинтересовался Корвин.
Аззар и Атталис вопросительно подняли брови,