Но кроме официальной службы у него было и своё любимое занятие – обучение живописи молодых даровитых граждан Урбино. Несколько воспитанных им художников к этому памятному, 1489 году уже имели своих учеников.
Мессер Санти вёл занятия с большой строгостью к себе; справедливо оценивая своё дарование и не считая себя крупным художником, он знал, что является неплохим преподавателем «хорошей манеры», который может как надо направить молодёжь по дороге искусства, дать первые начатки знания.
Он любил эти занятия и часто досадовал, что приходится от них отрываться ради обязанностей при герцогском дворе.
В одно утро мессер Джованни Санти вернулся домой очень взволнованный и раньше времени прекратил занятия. Голос его звучал невесело:
– Придётся вам всем сложить на несколько дней карандаши, кисти и краски куда полагается и отправиться восвояси.
Он не объяснил причин временного прекращения занятий, но ученики и без этого отлично знали – ведь в Урбино всякие вести облетают город почти молниеносно. Вон по улице несётся во всю прыть от герцогского дворца посланный в Городское правление, а в соборе всё чистят и понесли для богоматери, что стоит в нише, новое пышное одеяние. И когда мессер входил в мастерскую, все ученики слышали, как он сказал жене:
– Ты бы, Маджа, сказала садовнику, пусть он оповестит горожан: цветов понадобится много, чтобы усыпать всю дорогу невесте… Да ещё: не забудь приготовить свои наряды и одеть хорошо Рафаэля…
Входя в мастерскую, Джованни ласково погладил каштановые кудри шестилетнего сына, Рафаэля, говоря:
– Собирай свои рисунки, Рафаэлло, и иди к матери: она посмотрит, не вырос ли ты из парадного камзола… Собирайтесь-ка и вы по домам, приятели, да смотрите не разболтайтесь и не забудьте за эти несколько дней всё, чему я вас учил. Стойте: пусть тот, у кого найдутся в саду цветы, принесёт сюда. Мы украсим мастерскую гирляндами с вензелем герцога и герцогини.
Шумная ватага подростков живо рассыпалась по улицам Урбино, чтобы скорее исполнить поручение учителя и не ударить лицом в грязь.
В доме началась суматоха с той минуты, как мессер Джованни отправился в замок. Жене его и служанке достались хлопоты о костюмах к герцогской свадьбе и уборка дома, в то время как ученики и снаружи и внутри мастерской развешивали праздничные цветочные гирлянды.
Служанка, пришивая пуговку к парадному камзолу маленького Рафаэля, подняла старые, подслеповатые глаза на синьору Санти, которая расправляла смятую парадную шапочку мальчика.
В такие часы хлопот по дому они часто вели задушевные беседы о прошлом. Между ними установились за годы совместной жизни простые, дружеские отношения.
– Да, – говорила синьора Маджа мягким, мелодичным голосом, примеряя Рафаэлю шапочку, – вот и меня когда-то венчали с мессером Джованни в этом же соборе, а наш дом был вон там, в переулке. Ты тогда, Идония, служила у викария и вскоре нанялась к нам…
– Ох, как я увидела вас под венцом, красотку этакую, настоящего ангела, точь-в-точь моя покойная дочка, я и сказала: «Вот у кого бы мне жить!..» Пуговки все на месте, синьора.
По миловидному лицу Маджи Санти пробежала задумчивая улыбка. Она загляделась в окно, в сторону, где был дом её родителей. Маленький Рафаэль прижался к матери. Он очень любил эти часы, когда мать вспоминала прошлую жизнь.
– Знаешь, Идония, – говорила Маджа, – эти годы после свадьбы у меня прошли как один день… Мне очень хорошо живётся с моим Джованни, хоть он и намного старше меня. Он очень хороший, мессер Джованни, очень заботливый и добрый.
– А почему он не позволил взять для нашего Рафаэлло кормилицу, синьора?
– Ах, Идония, ты всё думаешь, что он пожалел денег, хотя и не принято в нашем сословии самим кормить детей!
– Понятно: ведь синьора – из дома Чарли, старого купеческого дома, который хорошо знают в Урбино, из богатого дома…
– Погоди, я разве тебе никогда не рассказывала, как это произошло? Только из-за любви к бамбино…
Она произнесла очень нежно это слово – «бамбино». В Италии так называют ребёнка-мальчика. Идония взглянула на Рафаэля. Как этот красивый, нежный, как девочка, маленький Санти похож на свою мать!
– Рафаэлло родился шесть лет назад[1] и был, как нам казалось, похож на ангела. Вот мы и назвали его именем архангела Рафаила. И Джованни сказал: «Знаешь, Маджа, не годится отдавать это дитя на попечение чужой женщины, пускать в непривычную нам жизнь. Выкорми его своей грудью. Ведь ты у меня здорова, и молока для мальчика хватит». Я только засмеялась и ответила: «Как умно