Впредь до определения границ во всей точности между Россией и Персией, да будут пределом следующие реки: Кура от устья своего до Джевада и Араке от стечения своего с Курою до впадения в Араке реки Арпачая, где начинается турецкое владение Карсского пашалыка; таким образом, что буде российские или персидские войска переступят чрез вышеупомянутую черту, сие примется за нарушение мирных переговоров.
Поелику же ханства Эриванское и Нахичеванское находятся еще в зависимости Баба-хана и несовместно было бы требовать прекращения между ними сношений прежде окончательного постановления о мире и о границах, то ваше сиятельство можете письменно объясниться с министерством персидским, что запрещение персидским войскам переходить чрез Араке относится только до тех войск, которые могли бы подать сомнение о неприятельских действиях, а не до тех команд или конвоев, которые, по тамошним обычаям, необходимо нужны для беспечного сообщения. Одним словом, все торговые и гражданские сообщения чрез Араке могут оставаться на прежнем положении, лишь бы под видом оных не укрывались воинские ополчения»[163].
Граф Гудович находил неудобным заключить перемирие, не положив границей между двумя государствами реки Аракса от устья до впадения в нее реки Арпачая. Главнокомандующий надеялся, что совершившееся уже покорение Баку и известие о движении отправленного с линии Херсонского гренадерского полка заставят персиян согласиться на все предложенные нами условия[164]; но на самом деле предположениям этим не суждено было осуществиться.
Посланный гилянского правителя был задержан бурями в Астрахани до 24 октября, и, следовательно, нельзя было ожидать, чтобы ответ Мирза-Мусы был получен ранее декабря месяца, а между тем, ввиду постепенно усложнявшихся переговоров и враждебных отношений наших с Турцией, петербургский кабинет настаивал, чтобы граф Гудович поспешил заключением мира с Персией. Успехи нашего оружия в Дагестане и на берегу Каспийского моря дозволяли главнокомандующему, не нарушая достоинства России, самому предложить персидскому правительству вступить с нами в переговоры о мире.
«Приобретение Кубы и Баку, – писал министр иностранных дел графу Гудовичу[165], – заставляет тем паче помышлять о скорейшем окончании мирных переговоров, начавшихся с Баба-ханом; а потому государь император соизволяет, чтобы употреблены были всевозможные средства для достижения сей цели. Имея в руках Дагестан и часть Азербайджана, ваше сиятельство можете без унижения российского достоинства отозваться к Баба-хану прямо с повторительными предложениями мира. Сей поступок при новых успехах, вами одержанных, не иначе может быть почитаем, как явным опытом