С бумагой была проблема. Иногда выручали папа и мама, принося с работы небольшие стопки чудесных, гладких и белых учрежденческих листов. Иногда удавалось ухватить что-то в магазине. Продавалась, помнится, дивная бумага, называвшаяся «Хозяйственная». Пятьсот листов в пачке, очень тонкая, как папиросная, серая, с видимыми в фактуре тонкими щепочками. Зато легко рвалась, а еще можно было использовать как туалетную, которая тоже была в дефиците.
Однажды я пришел с работы и увидел на кухне пожилую женщину, беседующую с моей женой. Я ее встречал до этого во дворе и в подъезде – сутулая, лицо смугловатое, глаза темные, почти черные, как у персонажей мультфильмов сороковых-пятидесятых годов, на щеке большое родимое пятно, здоровалась очень вежливо и очень тихо. Прошмыгивала мимо, словно боялась, что я начну разговор. Сектантка какая-то, почему-то думалось мне.
Увидев меня, она тут же вскочила, сказала, что ей пора. Жена оставляла ее:
– Валентина, чай не допила даже!
– Нет, нет, пора!
– Странная женщина, – рассказала жена. – Мы с ней вместе детей выгуливаем, у них тоже дочь, полтора года.
– Дочь? Она же старая.
– Да, но не совсем. Около сорока ей, просто выглядит так. Жаловалась, ребенок никак ходить не начнет, другие проблемы какие-то со здоровьем, а муж не велит врачам показывать.
– Почему?
– Не верит им. Он какой-то, наверно, двинутый. Они по знакомству поженились, представляешь? Валентина никак замуж не могла выйти, ее мамаша нашла сваху, ты знал, что сейчас свахи есть?
– Нет. А есть?
– Нашли же! И сваха отыскала этого красавца. Еще старше ее. Ты его видел, наверно, лицо такое, как у питекантропа, честное слово!
Да, я его видел. Редкостно некрасивый человек. В каракулевой серебристой шапке военного фасона, в черном пальто. Приземистый, широкоплечий, ноги очень короткие, не больше трети длины тела, особенно это заметно было сзади. А лицо если не питекантропа, то какого-то древнего человека, тоже темное, как у Валентины, с очень широким ртом, выступающими надбровными дугами. Что ж, они друг друга стоят, подумал я с молодой незлой жестокостью.
Я все чаще заставал Валентину. Не имея подруг, она прикипела душой к моей добросердечной жене, то и дело забегала попить чайку, поговорить. Как только я появлялся, она тут же спешила убраться.
– Привыкла, у нее муж терпеть не может, когда кто-то приходит, – объяснила жена. – Вообще дикий. Запрещает ей краситься, не любит, когда она что-то цветное носит, только темное, если что-то такое наденет, он сразу – для кого наряжаешься?
– Верующий, может? Баптист какой-нибудь?
– Наоборот,