Но теперь Линкольн был дома. Здесь он родился и провел первые десять лет жизни. К сожалению, его страхи оправдались. Ярость охватила его с новой силой, стоило лишь бросить взгляд на мать, одиноко стоявшую на крыльце, когда они выбирались из экипажа. Сколько раз Элинор вот так, с тревогой ждала возвращения сына! Вид матери и воспоминания, нахлынувшие на него, должны были растопить сердце. Но вместо этого во рту был вкус желчи.
В последний раз он видел ее десять лет назад, во время одного из многочисленных визитов в Англию. Тогда он не смог уклониться от встречи. Но, становясь старше, он изобретал все больше хитроумных предлогов, действовавших прекрасно… до сегодняшнего дня.
Она казалась старухой. И дело было не только в возрасте. Да, ей было около пятидесяти, но выглядела она семидесятилетней. Волосы совсем поседели, хотя тогда, во время встречи, серебро только поблескивало в густых прядях. Лицо усталое, словно жизнь стала для нее тяжким бременем.
Она была вся в черном, как в трауре. Но по ком? Эта женщина была богата, могла много путешествовать, пока еще позволял возраст, снова выйти замуж, делать все, что пожелает. Но вместо этого предпочла остаться здесь, существовать в одиночестве, и, возможно, сейчас жалела об этом.
Но Линкольн не испытывал к ней ни малейшего сочувствия: все затмевал слепящий гнев. Только неимоверным усилием воли он заставил себя остаться на месте, вместо того чтобы прыгнуть в экипаж и умчаться прочь. К сожалению, он не сможет сдерживаться долго. Они собирались пробыть здесь не менее недели, прежде чем вернуться в Лондон, к началу сезона. Повезет, если он сумеет протянуть несколько дней в ее обществе, не выплеснув накопившейся горечи.
Генриетте пришлось подтолкнуть его к дому. Проходя мимо, он просто кивнул Элинор, сухо бросил «мама» и проследовал в гостиную, не удостоив мать лишним взглядом. Поразительно, как еще ему удалось хотя бы это!
Тетушка своей обычной оживленной болтовней заполнила неловкую паузу, которая последовала за холодным приветствием.
Беда в том, что Линкольн никак не мог успокоиться. Он подошел к окну гостиной, выходящему на север, и при мысли об этих гнусных дикарях взбесился окончательно.
Прошло полчаса, а он все еще не шевельнулся, хотя тетка и кузина давно устроились наверху. Боялся спросить себя, что сделает, если Элинор спустится вниз одна, без Генри или Эдит.
Однако страхи не оправдались. За спиной раздался знакомый голос:
– До чего же приятно снова видеть вас после стольких лет, молодой хозяин! Вы меня помните?
Линкольн обернулся. Перед ним стоял мистер Моррисон, протягивая чашку с чаем. Из всех слуг в доме англичанкой была только горничная Элинор. Та привезла ее с собой, когда вышла за Доналда. Кроме того, она принесла в дом английские привычки, одной из которых был пятичасовой чай. Моррисон был дворецким еще до приезда молодой хозяйки и, очевидно, до сих пор оставался в этой должности. Но неужели он всегда был таким маленьким и согбенным?
Линкольн