Алентов метнул безумный взгляд водителю, тот вдавил педаль тормоза, машину развернуло и поволокло в метавшуюся впереди огненную плазму. Грохнул второй взрыв – рванул бензобак «БМВ», и останки автомобилей сверглись под откос, не оставляя ничего живого в месиве из огня, земли и покореженного металла.
«Жигуленок» мирно прижался к обочине метрах в тридцати от места катастрофы. Водитель, малорослый, средних лет мужичок вместе с пассажиром не поленились выйти и поспешить к невысокому откосу, с которого свалились объятые пламенем «мерседес» и «бээмвэшка». Мчавшиеся по шоссе с двух сторон вереницы машин тоже останавливались одна за другой, водители подходили посмотреть на то, что осталось от двух шикарных автомобилей и пятерых мужчин.
Но люди из «жигуленка», похоже, особым любопытством не страдали. Убедившись, что в живых никого не осталось, спокойно удалились к своему автомобилю, разместились в салоне; «жигуленок» лихо развернулся и пошел обратно, в сторону города, на самой благонамеренной скорости. Пассажир поднес к губам рацию и коротко произнес:
– Второй – Первому. Ваш товар упакован полностью.
Глава 9
Слава Богу, нам не дано знать, прожили ли мы большую половину жизни, но как часто все мы уверены, что уже прожили лучшую ее часть!
Лето – не самое благоприятное время для умствований, рефлексии и прочей перетряски скопившегося душевного хлама; летом обычно тянет на приключения; беспутные и бездумные дни летят хороводом, длинные, как детство, и теплые, как слезы… И только когда разом упадет хрупкая изморозь, когда полетят прозрачные сети паутинок над нежно-зеленой стрельчатой озимью, когда бабье лето засветится бледно-голубым далеким небом сквозь вытянувшиеся деревца, когда холодные нити дождей заструятся с оловянного казенного неба, когда еще вчера блиставшие золотом листья разом превратятся в линялые бесцветные тряпки – станет понятно, что лето кончилось и его не будет уже никогда, по крайней мере, такого… И все, что пряталось в тайниках и дальних закоулках души, вдруг проступает самой что ни на есть явью, и мы снова и снова переживаем несбывшееся и мечтаем о том, чего никогда не случится, но оттого это «будущее грез» не становится менее манящим или желанным…
Есть люди, которым на роду написано быть богатыми. Богатство для них так же естественно, как воздух. Есть люди-устрицы: на мир они смотрят из рябой скор-лупки собственных представлений, водрузив на нос очки в невероятное количество диоптрий, а потому ту муть, что произрастает вокруг и гнездится в их собственных душах, принимают за жизнь. Да и то до поры, пока какой-нибудь шустрый хищник не скушает их под белое винцо… Хотя… Такими можно и поперхнуться.
Впрочем, недавно я совершил открытие. Небольшое, но, как всегда, гениальное. Спроси любого, что он доброго сделал за день? Мало кто ответит внятно. Чаще вздыхают: летят годы… Двадцать лет упорхнуло, как не было… А если прикинуть на калькуляторе, оказывается, двадцать лет – это всего лишь семь тысяч триста пять дней. С копейками. Лермонтов