И еще одно воспоминание, связанное с джазом.
Иногда в наш школьный оркестр удавалось залучить Чарли-трубача. Чарли было девятнадцать лет. Маленький, щуплый, одетый по моде сорок восьмого года – туфли на толстой каучуковой подошве, брюки дудочкой, пиджак почти до колен, зеленая широкополая шляпа, черные длинные волосы и узкое бледное лицо – Чарли был великолепным трубачом. Но его ни в один оркестр не брали, потому что Чарли играл только джаз. В руках у него всегда был футляр с трубой. И он охотно вынимал ее по первой же просьбе. Встретишь его на улице Горького, или в клубе, попросишь: «Чарли, сыграй» – он тут же достает трубу, вставляет мундштук и начинает «Сан-Луи блюз»… Играл минут пять – пока не подбегали дружинники и не утаскивали Чарли в милицию. При мне так его уводили раза три.
В тот день я проснулся в пятом часу. Уже светает – в начале июня в Москве светает рано – тихо, даже воробьи еще спят. И вдруг слышу – еле-еле, очень тихо – звук трубы, Сан-Луи блюз. Я оделся, вышел. На улице – никого. Прошел переулок, вошел на звук через арку во двор. На третьем этаже в окне – Чарли. Голый по пояс, в шляпе на глаза. Играет на трубе с сурдинкой. Странно, но звук, когда я подошел, не усилился – такой же тихий.
– Что, Чарли, не спится?
– Влюбился…
И я ему позавидовал – у меня все было иначе…
Первая любовь Алика из соседнего переулка
В апреле сорок второго Алик Глонти из соседнего переулка (ему было пятнадцать лет) безнадежно влюбился в красавицу Лейлу из нашего переулка, в которую были влюблены все (я жил тогда в Тбилиси у Верико). Алик писал стихи о своей первой любви и читал их инвалиду финской войны безногому сапожнику Вартану, у которого работал подмастерьем. Вартан слушал стихи, слушал… А потом решил:
– Стихи – это для уха. А я тебе сделаю для глаз.
И пошил Алику ботинки с каблуками из плексигласа, а в каблуки вмонтировал лампочки на батарейках. Наступаешь – лампочка зажигается.
Когда стемнело, Алик начал ходить по нашему переулку под окнами Лейлы туда-сюда. Ходит, а каблуки мигают. Очень красиво! И Вартан тоже прикатил на своей тележке, любовался издалека. Но недолго наш герой ходил: бабушка Лейлы вышла на балкон и накричала на Алика:
– Ты зачем, идиот, тут своим светом мигаешь? Хочешь, чтобы на наш дом немцы бомбу скинули?! Убирайся, чтобы я тебя больше не видела!
(Во время войны Тбилиси не бомбили, но немецкие самолеты иногда летали над городом, и зенитки постреливали.)
А потом в мастерской, когда Алик, с трудом сдерживаясь, чтобы на заплакать, вынимал лампочки из каблуков, Вартан сказал:
– Были бы у меня ноги, я бы по десять лампочек на каждую сделал! И плевать мне было бы на любовь. И на первую! И на последнюю!
Моя первая любовь
…Она каждый день ходила через наш двор в булочную за хлебом. Она была… Даже описать ее не могу. Она была как мечта. Я долго собирался и, наконец, отважился познакомиться. Как это делается, я видел в кино.
– Девушка, который час? – крикнул я ей вслед.
– Дурак, – сказала она, не оглядываясь.
Мне было шесть