Я как в воду глядел, хотя дар предвидения здесь ни при чём. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать дальнейшие события. И пяти минут не прошло, как на крыльцо вышел милиционер в форме, с кобурой на боку. То ли на обеденный перерыв, то ли ещё по какой причине вышел, но явно не потому, что увидел Шурика из окна. Все окна в управлении зашторены.
На крыльце милиционер чуть задержался. Уставным жестом поправил фуражку, и лишь затем, сощурившись от яркого солнца, огляделся. Надо отдать должное, что, увидев смертельную муку на лице человека, оплетённого огромным питоном, милиционер не растерялся и повёл себя весьма профессионально. В два прыжка, выхватив на ходу пистолет, очутился возле Шурика, однако выстрелить в голову змее ему не хватило каких-то мгновений. Попался на её гипнотический взгляд и застыл, как на стоп-кадре, с пистолетом у змеиной морды.
Минуты три продолжалось противостояние. Что там «втемяшила» милиционеру ожившая татуировка, неведомо, но, наконец, он «оттаял», спрятал пистолет в кобуру и вернулся в здание УБОП деревянной походкой лунатика. Расхотелось ему идти обедать, или куда там он направлялся.
А затем «разморозился» и Шурик. Змея на его руках стала съёживаться, опадать, пока вновь не превратилась в татуировку, а Шурик распрямил плечи, недоумённо, будто после сна, огляделся, и спокойно, как ни в чём не бывало, зашагал прочь. И был это уже не знакомый мне «вольный художник», комплексующий, заискивающий, а новый Шурик Куцейко, которого я не только не знал, но и не предполагал его существование в столь одиозном теле. Уверенный в себе человек с прямым взглядом и твёрдой поступью. И ничья помощь ему не требовалась.
Прикрывшись газетой, я проследил, как он спокойно прошёл мимо скамейки, не обратив на меня ни малейшего внимания. Меня поразило его лицо: нет, оно ничуть не изменилось, было всё таким же некрасивым, но с него странным образом исчезла «печать» уголовного преступника, грубые черты смягчились, взгляд из угрюмо недоверчивого стал простым и приветливым. Надо же, выходит, не только неприятности я могу приносить своим даром…
И тогда татуировка змеи на его теле вновь на мгновение ожила, высунула из ладони Шурика приплюснутую голову, посмотрела на меня и… подмигнула. Будто змеи умеют мигать. Уж лучше бы язык показала – всё естественней.
Не помню, сколько времени отрешённо смотрел вслед Шурику, но когда очнулся, его на аллее уже не было. Я огляделся. В скверике царили тишина и покой, лишь изредка нарушаемые мягким шорохом шин проезжающих по Листопадной улице автомобилей.