Вивьен говорила по-английски плохо, и поэтому понимать ее было легко.
Андрей сказал, что, к сожалению, он этого сделать не сможет. Вивьен сказала, что понимает, что мало платит, но она может еще приходить к маэстро Андрюше в номер. Каждый день. Столько раз, сколько он захочет!
– Но я не умею это делать!
– Ничего, я вас научу.
Андрей покраснел и сказал, что он не ЭТО имел в виду! Он не умеет переделывать чужую музыку!
– А вы сочините новую!
– Не успею. Я здесь всего на три дня.
– Успеете, если постараетесь! Ну, маэстро Андрюша, я вас очень прошу, ну, пожалуйста! – У нее на глаза навернулись слезы. – Вы что, хотите, чтобы Лола, как я, работала у Розы? Вы хотя бы послушайте, как эта девочка поет! Лола, спой для маэстро Андрюши!
Тут Лола взорвалась:
– Да пошел он, этот маэстро Андрюша! Времени у него нет! Трахаться он не умеет! Просто он расист и импотент! Хватит унижаться, пойдем отсюда! (Говорила она по-итальянски, но к тому времени я уже почти все понимал.)
Сестры забрали ноты, и пошли к выходу – стройные, длинноногие, гордые.
– Темпераментная синьорита, – улыбнулся нам портье.
В вестибюле кроме нас и портье со швейцаром никого не было.
«Расисто» понял и Андрей.
– Гия, скажи, пусть они слова оставят, я п-п-попробую… – он был очень взволнован, а когда Андрей волнуется, ему трудно говорить.
– Синьора Вивьен! – позвал я.
Девушки остановились. Я подошел, взял у них слова и записал на них телефон, по которому можно было их найти, если у нас что-нибудь получится. А Андрей попросил Лолу что-нибудь пропеть, чтобы он понял, в какой тональности писать. Лола хмыкнула, засунула руки в карманы джинсов и запела низким контральто «Стрейнджес ин зе найт». Пропела куплет и спросила:
– Понял тональность?
– Вы прекрасно поете, – сказал Андрей.
– Мы это и без тебя знаем, – сказала Лола.
И сестры ушли.
– Ей действительно нужна хорошая песня, – вздохнул Андрей.
– Вот и напиши.
И я спросил у портье, можно ли воспользоваться пианино в ресторане, пока там никого нет.
– Зачем вам ресторан? Синьор Луиджи велел, если понадобится инструмент, открыть для вас зал «Карузо».
Портье взял ключ и отвел нас в небольшой полукруглый зал, где стояли кресла, белый рояль, а на стене висела медная дощечка: «В этом зале в 1919 году пел Энрико Карузо».
Андрей сел за рояль, а я пошел спать.
Вечером меня разбудил Валера и спросил, не знаю ли я, где Петров. Я сказал: «Думаю, что знаю».
И не ошибся. Андрей все еще сидел в зале Карузо за белым роялем.
– У тебя совесть есть? – возмутился Валера. – Человек первый раз в Италии, а ты его усадил в гостинице на целый день!
– Гия Канчели всегда говорит, что Данелия садист и тиран, – наябедничал Андрей.
– Значит, он разбирается