Скажи, чтоб сам себя убил, – убью.
Леди Анна
Сказала я.
Глостер
Но это было в гневе.
Лишь повтори, – и тот же, кто убил
Любовь твою, тебя любя, – убьет,
Любя тебя, любовь, что всех вернее,
И ты причиной будешь двух смертей.
Леди Анна
Твое б мне сердце знать!
Глостер
Язык о нем сказал.
Когда Анна сдается, Ричард ликует не потому, что будет обладать ею, а потому, что завоевал ее несмотря ни на что:
Кто обольщал когда-нибудь так женщин?
Кто женщину так обольстить сумел?
Она – моя! Но не нужна надолго.
Как! Я, убивший мужа и отца,
Я ею овладел в час горшей злобы,
Когда здесь, задыхаясь от проклятий,
Она рыдала над истцом кровавым!
Против меня был Бог, и суд, и совесть,
И не было друзей, чтоб мне помочь.
Один лишь дьявол да притворный вид.
Мир – и ничто. И все ж она моя.
Ха-ха!
Я герцогство против гроша поставлю,
Что до сих пор в себе я ошибался.
Клянусь, хоть это мне и непонятно,
Я для нее мужчина хоть куда.
Что ж, зеркало придется покупать
Да завести десятка два портных,
Что нарядить меня бы постарались.
С тех пор как влез я в милость сам к себе,
На кой-какие я пойду издержки.
Но прежде сброшу этого в могилу,
Потом пойду к возлюбленной стонать.
Пока нет зеркала, – свети мне, день,
Чтоб, проходя, свою я видел тень.
Ричард суеверен. Его тревожит титул герцога Глостер: “Пусть буду Кларенс я, а Глостер – Джордж; / В том герцогстве есть что-то роковое” (“Генрих VI”, ч. iii, iii. 2). Он чует недоброе, обнаружив запертыми ворота Йорка:
Ворота заперты. – Недобрый знак!
Ведь кто споткнется на пороге дома,
Опасность должен в нем подозревать.
И его страшит, что над Босуортским полем не сияет солнце:
Кто видел нынче солнце?
Ретклиф
Не видал я.
Король Ричард
Оно светить не хочет; а по книге
Уж час тому назад оно взошло.
Кому-нибудь день этот черным будет.
Суеверный человек воспринимает предметы и явления так, как если бы те обладали “интенцией”. Чем выше вознесся человек, чем больше его власть над