– Ты симулянт, Карлуша, – помнится, сказала тогда отцу Елизавета. – Симулянт и нытик.
Вот и сейчас он наверняка симулирует сердечный приступ, стараясь хотя бы таким способом снять с себя ответственность за сегодняшний вечер.
А если не симулирует? Если ему и правда плохо?
Елизавета обернулась. Карлуша стоял, прислонившись к фонарному столбу, и держался рукой за сердце. Голова его была запрокинута вверх, к беспокойным небесам, а на неподвижное лицо все падал и падал снег. Нужно-таки отдать должное Карлуше: его способность выстраивать утонченные театральные мизансцены в плохо приспособленных для этого местах потрясает.
Прямо актер театра Кабуки, меланхолично подумала не чуждая искусствоведческих реминисценций Елизавета, Итикава Дандзюро Одиннадцатый в роли куртизанки Оно-но Комати, скорбящей о безвременной кончине своего возлюбленного.
– Блюмхен! – еще раз с надрывом прокричал Карлуша, скосив глаза на дочь.
Она вовсе не собиралась откликаться и уж тем более подходить к отцу близко (на данный момент он нисколько этого не заслуживает, старый негодяй!), но… после пятнадцатисекундной пробежки самым удивительным образом оказалась рядом с ним.
– Что еще случилось?
– Помираю… Помираю, Лизанька!
– Не чуди.
– Ох, плохо мне… Сердце прихватило. Сейчас кончусь.
– Не кончишься.
– И валидол с собой не взял… Валидолу бы мне сейчас… Корвалольчику капель сорок…
– Да ты же, кроме водки, отродясь ничего не пил!
Услышав пассаж про водку, Карлуша, вопреки обыкновению, и ухом не повел. Неужто и в самом деле помирает?
– Аккордеон ни в коем случае не продавай, не тобой куплен. Завещаю его внукам. И марки с монетами тоже. И проверь лотерейные билеты, они в книжном шкафу лежат. В Шиллере, третий том. Розыгрыш в следующую субботу… Вдруг нам миллион обломится – будет на что меня похоронить…
– Предлагаешь весь миллион вбухать в твое погребение? Мавзолей на могиле возвести из каррарского мрамора?
– Никаких мавзолеев! Никаких могил, все равно ты за ней ухаживать не будешь… Только кремация. Исключительно!
– Это еще что за блажь? Кремация! – Абсурдность разговора не только не смущала, но и удивительным образом подзадоривала Елизавету. – Ты же хотел могилу и чтоб она утопала в цветах!
– Хотел, а теперь передумал. Кремируешь меня, а урну доставишь в