Цыганку доставалось хуже, чем остальным матросам, которых били «кошками» унтер-офицеры. Нанося удар, Жильцов как-то странно приседал, откидывался назад, ремни раздирали рану, причиняя тяжкую боль. Глубокие рубцы ложились вплотную друг к другу, и после пяти ударов на спине Цыганка появилась широкая полоса иссеченного кровоточащего мяса.
Удалого с товарищами снова увели в кандалах на бак, а Цыганка унесли – и на этот раз надолго – в лазарет.
К вечеру на «Викториус» прибыл встревоженный Изыльметьев. Утренние лондонские газеты вышли с подробными описаниями «побега шести русских матросов с русского фрегата «Аврора». Консервативный «Таймс», либеральная «Дейли Ньюс» и десяток других газет – от правительственных официозов до крикливых листков оппозиции – обрушились на «Аврору» и ее капитана.
Изыльметьев внимательно выслушал своего помощника. То, что рассказывал Тироль, слишком точно совпадало с газетными отчетами, чтобы быть правдой. Подозрительными были и согласный хор газет и то обстоятельство, что многие редакции за одну ночь оказались в равной мере осведомленными в подробностях дела. Значит, тут действует какая-то сознательная, располагающая могущественными средствами и враждебная «Авроре» сила. В дезертирство матросов Изыльметьев не верил – он слишком хорошо знал каждого из них.
– Матросов немедля расковать, – сказал Изыльметьев после тягостного молчания. – Они понесли достаточное наказание за оставление Портсмута. Подобное не должно повториться на «Авроре».
– Рискованное решение, – заметил Тироль, внутренне закипая. Дисциплина экипажа, подчинение, престиж старшего офицера – все ставится на карту!
– Матросов наказали – и наказали сурово, – повторил Изыльметьев упрямо. – Все дело в том, считать ли их дезертирами или нет. Вы, как, впрочем, и эти лондонские господа, – он бросил на стол пачку привезенных на «Викториус» газет, – считаете матросов изменниками, я держусь иного мнения…
Тироль, однако, не унимался. Не скрывая злости и досады, просил об отправке матросов в Кронштадт с корветом «Наварин» или даже с торговым кораблем, ссылался на то, что, согласно высочайше одобренным постановлениям, умыслом к преступлению почитается «обнаруженное какими-либо действиями намерение учинить оное, хотя бы при том и не было произведено ни самого преступного действия, ни покушения к оному», просил, по крайней мере, оставить беглецов в кандалах до выхода в Атлантический океан.
Но Изыльметьев был непреклонен.
– Оставив их в кандалах, мы подтвердим клеветы врагов. Слуга покорный – я не намерен этого делать! «Кошка» на «Авроре»! – угрюмо проговорил Изыльметьев. – Какой позор!
Капитан назначил матросам особую присягу «для очищения подозрения», как командир корабля он имел на это право.
Пройдя на бак «Викториуса»,