– Ну-ка, дядя, тот покажи. – Ленька протянул руку, указал на черный, блестящий, без царапин, то есть совсем новый инструмент, на котором стояла строгая табличка: 90 р.
– Дороговато для мальца, – ехидно шевельнулась «бабочка» под горлом продавца, но баян он подал, а куда ему деваться, если Ленька шпагой руку вперед: вон тот и точка.
– Может, я его себе куплю. – Баянист успокоил на время мать Славки, пробежался по клавишам. – Вещь! – сказал торжественно, а черный блестящий баян бедного Славку очаровал: какие клавиши, какой четкий звук, как красиво растопыриваются меха, как вообще он блестит здорово!
– Я бы мальцу полубаян рекомендовал. – Черная «бабочка», видно, очень захотела, чтобы ее поймали и засушили на гербарий.
Славка даже пожалел, что не было у него сачка, посмотрел на мать, как всегда смотрел, если у него чего-нибудь не хватало жизненно-важного, очень необходимого, и… обрадовался сын! В глазах мамкиных он увидел таинственный огонек – и ей понравился баян! Она глядела на Леньку, на прекрасный инструмент, на Славкино очарованное отражение в зеркальном блеске лака, и наконец она улыбнулась:
– У меня девяносто два рубля. На обратную дорогу хватит.
– Вещь! – обрадовался и Ленька. – Сделан, видите, год назад. Новяк!
Купили!
Дома Славка уговорил Леньку показать пару пьес: «Русского» и «Барыню». Долго Ломал пальцы, получилось, запомнил. Потом бегал по поселку, хвалился друзьям, к полуночи пришел домой, лег в кровать, сказал, рассматривая черный свой блестящий баян:
– Мам, подай мне его. Потренируюсь.
Поднял подушку, приподнялся. Мать дала, удивленная и довольная, инструмент, он поиграл немного, притомился, уложил баян рядом и заснул, загадав желание: «Может, Ленька завтра „цыганочку“ покажет».
Злые и жадные
Подъезд ошарашил теплом батарей, сухим пыльным воздухом, тишиной. Тихо. Сдавленный скрип ступеней. Тревога на душе.
«Никто полы не моет на лестнице. Мамка всю очередь перепутала. Ждут ее, бестолковые!»
На кухне никого. У соседей приглушенный дверью бубнеж дяди Леши: учит сына жить: «Шоколад пачками жрешь, а учиться не хочешь, дубина стоеросовая!»
В комнате неуют-тоска. Вчера прибрался, полы вымыл, а все равно не сидится, не лежится, ничего не хочется делать! И «шоколадный воспитатель» разошелся: гудит, давит на уши.
– Ты с ними осторожней. Злые они, как черти, – говорил дядя Леша, когда в квартиру въехала семья глухонемых.
Но ведь глухонемые тетя Варя и дядя Коля никогда на него не злились! Вдобавок, Вовка, их старший сын, был мировой парень. Он ничего не жалел. Корку черного натрет чесноком – отломит. Пистолет шпоночный смастерит – поможет. Крючки на пескаря раздобудет – даст один. К тому же рисовал он, как настоящий художник. Особенно хорошо получался у Вовки окруженный кустарником и загородкой белый дом у речки, холм, вечерняя луна над ним. Вовку хвалили, и Славке захотелось