– Заведение этого типа не самое лучшее место для молодой девушки, ― перебил мысли доктор, когда увидел, что я снова копаюсь в себе.
Его голос был словно радио, которое казалось фоном, пока его не сделали громче.
– И как же отсюда выйти? ― спросила я, вцепившись пальцами за зеркальце, словно это был единственный шанс на спасение.
Оно казалось холодным и отражало потерянность в глазах. Этот взгляд был ненавистен. Идеальная жертва для падальщика. Вот, кто сейчас смотрел из отражения.
– Вы можете стать полноправным членом общества. Задатки теперь есть, ― сказал доктор, словно проповедник свои нравоучения.
Не хватало только слов ― «Аллилуйя, братья» и какого-нибудь чуда, вроде исцеления парализованных ног.
– Значит, раньше этого не было. Что же могло повлиять на ваш вывод? Неужели потеря памяти?
– Хватит, Кора! Вопросы здесь задаю только я!
Лицо доктора изменилось, и стало не по себе. Напряжение в воздухе ощущалось кожей. Пришлось отвести взгляд. Надежда услышать ответы улетучилась как дым на ветру. Я боялась доктора. Он этого и хотел. Мужчина упивался моим страхом и болью, которые точно видел в глазах. Для него это был чистой воды оргазм, для меня же ― насилие. Доктор выждал паузу, после чего непринужденно продолжил, снова перейдя на «вы»:
– Вам интересна причина? Она глубже, чем кажется на первый взгляд. За все время, проведенное в кабинете, у вас не было приступов. Вы не помните о них, но я не забыл и считаю, что это хорошее начало.
Не дожидаясь ответа, он резко встал и вернулся к столу. Мужчина нажал на него пальцем, и столешница засветилась белым светом. Не большая часть отделилась от общего полотна и осталась в руке доктора, напоминая собой прямоугольную карточку.
– Вас отведут в наблюдательную палату, ― сказал он.
– Наблюдательная палата?
– Вы будете жить за стеклом. Так удобней всего следить за изменением реакций пациента на внешние раздражители. Чтобы было легче перенести такую процедуру, предлагаю представить, что живете в социуме среди людей, где каждый может смотреть на вас, осуждать или желать телесной связи.
Глаза округлились, и слова протеста застряли комом в горле. Когда медсестра вела по коридору в кабинет доктора, хотелось исчезнуть и не видеть смотрящих на меня злобных глаз. Сидеть в закрытой палате ― ужасно, но ощущать на себе взгляды всех этих людей будет гораздо хуже. Я изначально чувствовала, что не подхожу их обществу. Они отторгали меня, словно живой организм, который борется с раковыми клетками. Есть типы людей похожие на почерневшую часть тела. Ее лучше сразу ампутировать. Амнезия только растягивает этот процесс, исход которого и так уже ясен.
– Я не хочу.
– Что простите?
– Не хочу становиться для кого-то представлением.
– Тогда вы вернетесь обратно в крыло потерянных для общества суицидников. Пациенты, которых там запирают, не поддаются лечению. Их желание жить теряется