Из Пергама царь отправился вглубь территории, не тратя время на мало интересовавшую его область под названием Троада, и очутился на южном побережье Пропонтиды, подле Кизика. Отсюда он направился вдоль берега Пропонтиды в процветающий вифинский город Прусу, раскинувшийся на склоне огромной заснеженной горы, именуемой Мизийским Олимпом. Заметив лишь, что местному населению нет никакого дела до интриг их восьмидесятилетнего царя, Митридат проследовал дальше, в столицу Никомедию, где находился двор престарелого правителя. Этот город тоже оказался зажиточным и многолюдным, а в маленьком акрополе возвышались святилище и дворец.
В этой стране Митридата подстерегали опасности: ведь на улицах Никомедии он вполне мог столкнуться с человеком, который узнает его, будь то жрец богини-матери Ма или богини судьбы Тихи – или просто путешественник из Синопы. По этой причине Митридат предпочел остановиться на зловонном постоялом дворе, расположенном вдали от центра, а выходя в город, всякий раз тщательно заворачивался в плащ. Ему хотелось одного – узнать настроение здешнего люда, понять насколько преданы они царю Никомеду и готовы ли отдавать жизни за своего государя в нескорой, правда, еще войне против царя Понтийского.
Остальную часть зимы Митридат провел в скитаниях между Гераклеей на вифинском побережье Эвксинского моря и самыми удаленными краями Фригии и Пафлагонии, где его живое любопытство вызывало все – от состояния дорог, больше походивших на тропы, до пригодных для земледелия участков и степени образованности местного населения.
В начале лета царь возвратился в Синопу с ощущением своей силы и превосходства и тут обнаружил, что сестра и жена Лаодика встречает его нервным бессвязным лепетом, а приближенные – испуганным молчанием. Дядья Архелай и Диофант были мертвы, братья Неоптолем и Архелай находились в Киммерии. Такая ситуация напомнила царю о непрочности собственного положения и испортила торжество, заставив отказаться от намерения, воссев на трон, развлечь своих приближенных подробным повествованием о путешествии на запад. Вместо этого царь одарил всех мимолетной улыбкой, занялся любовью с Лаодикой (заставив ее оглашать дворец отчаянными криками) и навестил всех своих сыновей и дочерей, а заодно и их матерей, после чего затаился, ожидая развития событий. Что-то явно было