Константин холодно смерил его безразличным взглядом и снова посмотрел на небо.
– Да он, похоже, сумасшедший, – указав на него пальцем, весело крикнул один из мальчиков, на год постарше Константина. – Посмотри на выражение его лица! – разбежавшись, Скала пнул Константина со всей силы в бок так, что тот согнулся от боли. Громила плюнул ему в лицо и, смотря на него с отвращением, вытер рукавом рот. Маленькие поросячьи глаза на квадратном лице толстого и сильного мальчика сузились от ненависти к Константину.
– Толик, ты у нас новенький. Давай-ка попинай этого урода… считай, что это своеобразный ритуал. Пнёшь – значит, станешь одним из нас, – хищно улыбнулся Скала, сверкнув глазами на новенького в приюте.
Анатолий появился у них только вчера вечером в приюте. Рыжеволосый худенький мальчик, с веснушками и в очках, казалось, совершенно не вписывается в компанию Скалы, в которую входили обычно только крепыши.
Новенький в группе хулиганов выглядел растерянным. Он не очень хотел делать то, что ему велели.
– А знаешь, что говорят о тех, кто не является частью нашей команды? – опасно усмехнулся Скала, с громким хрустом разминая толстые пальцы. – Обычно такие хлюпики бывают на месте этого полумёртвого урода. Бей, Толик, иначе ты будешь валяться рядом с ним, – хмуро смотря на Анатолия, Скала ещё раз показательно пнул Константина, который мысленно уже проклял весь детский дом. Хулиганы начали громко и воодушевлённо кричать что-то, но от боли Константин уже не различал ни слова.
Наконец, Анатолий решился и начал пинать его.
– Давай ещё, – весело кричали все.
Последовала серия пинков, с каждым разом становившиеся всё сильнее и сильнее.
– Думаю, Толик нам подходит. А теперь быстро валим отсюда, пока нас никто не увидел с этим трупаком, – осторожно оглянувшись, сказал Скала и, развернувшись, ушёл вместе со всеми, громко и немного неуклюже топая толстыми ногами по снегу. Анатолий, уходя, обернулся и бросил на Константина взгляд, полный вины и раскаяния. Константин встретился с ним взглядом. Но затем один из ребят дёрнул новобранца за рукав, и тот больше не оглядывался.
Константин долго смотрел на небо. Всё казалось ему бессмысленным, безжизненным.
Фонарь, одиноко светивший на Констатина, казалось, единственный, кто жалел его в этом холодном и бесчувственном мире, полном зла.
Через какое-то время Константину захотелось спать. Он прикрыл глаза, надеясь, что эта жизнь на самом деле обычный сон, и скоро он проснётся, а рядом будет его мама, целая и невредимая, и всё будет как раньше – он будет рисовать её портрет, они будут вместе смеяться и вместе грустить, не будет больше никакой боли, ни физической,