– Что ж, – сказал я, – поехали учиться.
Экзамен я кое-как сдал, правда, не на третий день, а на пятый. Но прежде чем отбыть в командировку, мне пришлось в очередной раз пройти всю бюрократическую цепочку – выписать удостоверение, получить деньги, а также подвергнуться специфическим испытаниям, принятым в нашей системе.
Ничего смешного здесь нет.
Я сдал чемодан и рюкзачок на проверку в наш спецотдел, где «прекрасная девушка Нина, та, что в спецотделе живет», прошлась по вещам, а потом и по мне частым электронным и интуитивным гребнем, чтобы убедиться – на мне и во мне нет ничего могущего указывать на связь с институтом.
Кстати, еще разок меня проверили в ведомстве полковника Миши на следующий день.
А потом притащили к Воробышку.
Воробышек – существо махонькое, ничтожное, робкое, в миру его зовут Яковом Савельевичем, и никто его не боится, хотя гениев от медицины надо бояться, чтобы не изобрели лишнего.
Яков Савельевич, которого Воробышком прозвали в институте, был подчеркнуто вежлив, но настырен, как голодный овод.
В его компьютере я содержался до последней клетки организма. Правда, найдя тысячу отклонений от нормы, он вынужден был в свое время признать, что при всем том я остаюсь гомо сапиенсом и отношусь к тому же виду, что и Воробышек, только к другой национальности. Что касается его национальности, то она была еврейской, что касается моей – то паспорт, относивший меня к русской нации, ошибался на несколько парсеков.
– Гарик, – взмолился Яков Савельевич, – Лерочка просила заблокировать травматические центры. Тебе не будет больно. Клянусь здоровьем мамы!
Маме было девяносто, и он отправил ее в Иерусалим, где более теплый климат.
Воробышек взмахнул крылышками, встрепенулся и, пока я пытался понять, что они с Калерией задумали, скомандовал своим помощницам, чтобы меня готовили к имплантации.
Так как я пытался сопротивляться, Воробышек вызвал Калерию, и та поклялась, что моему здоровью и возможности заводить семью ничего не угрожает.
– Ангел мой, – сказала она. – Мы не знаем, куда ты попадешь. И ты этого не знаешь. Нам лишь известно, что некто для каких-то непонятных нам целей крадет молодых людей. Современные средства обработки психики открывают...
– Опаснейшие возможности! – подхватил Воробышек.
Я поглядывал на стеклянную дверь в операционную, которую здесь почему-то называли процедурной. Там покачивалась широкая спина анестезиолога Гриши, который еще сегодня утром стрельнул у меня сигарету. И вот вместо благодарности он участвует в пытках!
– Гарик, не отвлекайся, – сказала Калерия. – Я хочу быть уверена, что они ничего не сотворят с твоим мозгом. Если они лишат тебя памяти или способности логически рассуждать, то все наше участие в операции летит к чертовой бабушке, а я буду вынуждена отправить тебя на пенсию в двадцать пять лет.
– Маловероятно, – сказал я. –