Тот красный медведь родом из детства сгинул. Наверное, мама выбросила его, шитого-перешитого, с вытершейся шерстью и дорисованными цветными фломастерами глазами.
А тогда он спас меня. И взрослому в больнице тоскливо, а уж ребёнку? Скрипучие пружинные кровати. Пронзительный запах лекарств, смешанный с хлоркой, намертво въелся в стены. И страх. Каждый день кого-то из детей уводили в комнату с наглухо закрашенными белой краской окнами. Плачущими возвращали назад. От их слов разило страхом – промывали, прокалывали, вырезали. Перед завтраком объявляли тех, кого кормить не будут. Это означало одно – визит в ту комнату. Страх монструозным пауком постоянно висел под потолком и ночами выбирал себе новые жертвы.
Каждый день ждёшь, что тебя выпишут, а когда – неизвестно. Дни тянутся один за другим. Карантин – и даже родных не пускают в общий зал. Дети и родители в приёмные часы толпятся, разделённые крохотным стеклянным окошком, закрытым на задвижку.
Больницы всегда связаны с тремя словами – страх, боль и неизвестность.
Однажды провела в них почти всю зиму. Меня отвезли после того, как наглоталась таблеток. Утро начиналось с вкрадчивых бесед с психиатром о самоубийстве. Беседы и таблетки изо дня в день. По времени – туалет, прогулка, сон. И под присмотром. Самый паршивый новый год я встретила там же.
Став взрослой, свидания с больницами стали более кровавыми, предсказуемыми и спокойными. Отдельные палаты, собственный режим и возвращение только к ужину. Если могла ходить. Страха уже не было. Оставалось лишь тоскливое гнетущее одиночество. Муж заезжал редко и так же скоро уезжал. А мне даже не фруктов хотелось – чтобы кто-то близкий остался рядом хотя бы на полчаса. Поболтать о пустяках, как родители в детстве. Они приходили и оставались со мной, пока медсестра не объявляла, что приёмные часы закончились.
Сейчас мне есть, чем заняться на больничной койке. Вместо красного медведя – ноутбук с кучей фильмов и книги на подоконнике. Можно провожать взглядом редких посетителей, идущих по пустынному больничному двору под низким пасмурным небом. Или вспоминать о чём-то тёплом, ждущем за больничными стенами.
А в голове всё время вертится вопрос: зачем нужно, чтобы режим в детских больницах так напоминал тюремный? Одежду отдавали родителям, двери запирали, и мы с соседками по кроватям разрабатывали план побега. Знали, если у столовской алюминиевой вилки отломать ручку, получится вполне годная отмычка. Медсёстры пользовалась такими. Нам и домой не нужно было – хотя бы погулять в больничном дворике. Еду разрешалось хранить только в общем шкафу в столовой в подписанном пакете. Хотя мы умудрялись прятать печенюшки и конфеты, примостив пакет под кроватью и, замаскировав матрасом. Туда медсёстры никогда не заглядывали.
Зверь под маской позитива
Вы