«Дифференциальное движение геометрических образов» (выражение И. Н. Степанова)[168] означает не что иное, как продуктивное осмысление естественной кривизны географического пространства в рамках евроцентристских социокультурных установок, ориентированных на примат геометрического построения видимого мира, начиная со времен Древней Греции. В рассматриваемую нами концепцию вводится даже понятие «приобретенной памяти» почвенного потока[169], что является очевидным аналогом понятия культурной памяти, в том числе культурной памяти ландшафта как такового. Природно-географическое пространство здесь становится тотально антропологическим, или культурно-географическим; культура опять-таки феноменологически «поглощает» рассматривавшиеся первоначально изолированно природные явления. При этом образы пространства, пространственные образы оказываются наиболее емкими для самой культурологической стратификации, каковой является и любая классическая научная концепция.
В картографии развитие образно-географических исследований прямо связано с изучением семиотики и семантики географических карт и картографических моделей[170]. Перспективные «точки роста» возможны здесь также в рамках структурного образно-географического анализа и интерпретации самих карт, как профессиональных, так и любительских, а также на пересечении семантических и герменевтических исследований географической карты.
Сравнительно новой для традиционной картографии является тема виртуальных геоизображений[171], которая, вполне очевидно, связана с проблемой репрезентации географических образов. В рамках этого направления по-иному анализируются понятие географической карты и ее атрибуты; рассматриваются сам процесс виртуального моделирования, его язык и особенности применяемых технологий. Видео– и аудио-переменные позволяют создавать виртуальные глобусы и новые учебные пособия. Перспективы использования виртуальных геоизображений связаны с развитием геоиконики и киберкартографирования. Такие исследования ценны для понимания механизмов трансформации географических образов, а также в контексте расширения возможностей их репрезентации и интерпретации[172].
В психологии ощутимый специальный интерес к изучению образов географического пространства возник первоначально в 1910—1920-х гг., в рамках быстро развивавшейся гештальт-психологии. Затем, начиная с 1930-х гг., эти образы стали также интенсивно исследоваться в работах, придерживавшихся концепции бихевиоризма (прежде всего ментальные карты), и довольно сильно повлиявших на становление поведенческой географии[173]. В 1960-х гг. психологические исследования образов географического пространства стали, по сути, междисциплинарными – на стыке с языкознанием и филологией, теорией искусственного интеллекта[174].