Иван почти с испугом поглядел на огородное пугало, которое ему прочат в учителя.
– Однако… у вас и манеры, – только и нашелся он, как отреагировать на заявление дона Севильяка.
– Его зовут Кáменом. Кáмен Сáрый… – Громыхнул: – Ты встанешь? Или тебя поднять? – И опять Ивану задушевно: – Знаешь, Ваня, сколько я с ним за эти дни мучений принял, сколько он мне нервов попортил! – Дон Севильяк от слова к слову накалялся и повышал голос. – Посмотри только на него. Это же нечто немыслимое! Камен, ты слышишь, кто ты есть?
– Я тебе… паршивый… – вяло отозвался Сарый с кислой миной на худом лице.
– Молчи уж, горе моё! – И вновь обратился к Ивану нормальным голосом: – Ты не думай, Ваня, он человек хороший. Не думай о нём ничего плохого. Просто у него иногда такое бывает… Скоро пройдёт. Я же, знаешь, где его разыскал? Естественно! Опять в Фимане! Тёпленького оттуда выволок… Ты… Ты не знаешь, что такое Фиман?
Дон Севильяк выпучил на Ивана безумно-бессмысленные, на выкате глаза, точно увидел его впервые.
!Бандит!» – подумал с некоторым беспокойством Иван, глядя на его обросшие щёки, завитушки волос на кадыке и буйно-волосатую грудь, которая открывалась под бахромой рваной одежды – не то халата, не то длинной рубахи. Иван не мог бы точно определить, как это одеяние могло называться.
С кем это он связался? Погромщики какие-нибудь. Пройдохи, а не ходоки во времени. Или, может быть, они снова представление устраивают? Так зачем? Только вчера обо всём договорились как будто.
В дверь кто-то позвонил. Прежде чем открыть, дон Севильяк, неласково осведомился, будто распоряжался в своём доме:
– Кого ещё тут принесло?
«Кто-то из моих соседей», – запоздало подумал Иван и занервничал. Эти двое так кричали, что, наверное, весь дом всполошили…
– Спокойнее, дорогой.
В проёме двери, как на экране телевизора, обозначилась вычурно изысканная, на фоне других участников событий, фигура Симона. Костюм из серой шерсти элегантно облегал его худощавое подобранное тело. Он был в шляпе с большими полями и курил большую сигару. В его руках – трость. Таких Иван никогда не видел, разве что в старых фильмах, – тонкая, изящная, необходимая в руках, затянутых белыми, подстать рубашке, перчатками.
– Нашёл?
Негромко спросил он дона Севильяка между двумя неглубокими затяжками, вернее попыхиваниями сигарой. Изо рта он её не вынимал, перебрасывая из одного уголка губ в другой.
От дыма смотрел на всех, прищурившись. Казалось, презрительно.
– Здесь, – отозвался, шумно переведя дыхание, дон Севильяк.
– Из Фимана?
– Оттуда, будь он проклят! Едва дотащил, а он ещё артачится, ругается. И…
– Ну, ну… – пых!.. – дорогой… Я, пожалуй, войду. А ты побрейся, переоденься, потом приходи сюда… – Дон Севильяк, не обронив ни слова в ответ, загремел сапогами на лестничной площадке. – Здравствуй, Ваня! – Симон переступил порог, улыбнулся