Кошкин медведем топтался на месте. Как ни крути, языкознание прошло стороной от него.
– У меня там вода кипит, – вспомнил он. – Как вы на счет пельменей?
– Это можно… – Федор Ильич посмотрел в сторону дочери. – Вещички бы только определить.
– Это мы сейчас, – оживился Кошкин. – Дайте их мне.
Забрав у гостя сверток, он ринулся в боковую комнату.
– Я сама! – Катенька вскочила и кинулась следом за ним, словно чего-то вдруг испугавшись. В тесной комнатке они едва не столкнулись. Девушка выхватила из рук Кошкина сверток и, снова сказав: «Я сама», тихонько толкнула плечом помощника к выходу.
Определившись со стиркой, они втроем сели к столу. Катенька, несмотря на уговоры, виски либо водку пить отказалась.
– На ночь глядя, извините, не пью, – говорила она.
– Она не будет, – подтвердил отец. – А я выпью… За знакомство…
Выпив и слегка закусив, они снова разговорились. Федор Ильич от выпитого расслабился и стал рассказывать про то, как вдвоем с супругой оказался в безлюдном лесу, как не на что было жить.
Катенька в основном молчала и лишь иногда поправляла отцовский рассказ.
– Это попервости, – продолжал Федор Ильич. – Но потом-то всё изменилось, когда мы, наконец, освоились. У нас для жизни там всё имеется – вплоть до связи и телевидения. Короче, это был такой узел в тайге, в гористой местности… Я сам его строил, когда служил… Потом эти пришли…Безмозглые… И началась канитель. Представь, мне теперь говорят, что меня нет, что никто мне теперь не обязан…
– Это точно, – усмехнулась Катенька. Пятьсот километров тайга – живут там лишь дикие звери…
– Действительно…
Федор Ильич с жалостью посмотрел в ее сторону.
– Прости меня, доченька. Прости, если сможешь.
– Папа…
– Это я затащил тебя в лес.
– Папа! – воскликнула Катенька. – Я родилась там! Никто меня не затаскивал!
– И то верно. Прости…
Кошкин потянулся к бутылке виски, однако Федор Ильич категорически остановил его, прикрыв свою стопку ладонью.
– На этом спасибо, Владимир, – сказал он, – нам еще добираться с утра.
Пельмени были съедены, водка выпита. Оставалось одно – спать. Поднявшись из–за стола, Кошкин повел гостей коридором к месту ночевки. Дверь его спальни была открыта. Машка сидела в кресле, склонив голову на бок, и молчала.
– Ступай на кухню, приберись, – велел ей Кошкин, однако та даже не шевельнулась.
– Ну, погоди у меня, – угрожающе произнес Кошкин, закрывая дверь. – Я с тобой еще разберусь. – И к Кате: – Надо менять настройку, а у меня руки до этого не доходят.
Втроем они вошли в спальню Софьи Степановны и столпились возле просторной кровати. В ней могли разместиться, как минимум, трое, но Катенька воспротивилась.
– Я на полу лягу, – сказала она, мрачнея лицом.
– У меня матрас надувной имеется. Туристический, – вспомнил Кошкин.
– Вот