Зачем Госпоже тратить силы, сводя меня с ума? Я и сам прекрасно справлюсь.
– Чужие звезды, чужое небо, – проговорил я. – Все созвездия вверх ногами. Еще немного, и я не смогу отделаться от мысли, что попал в иной мир.
Она тихо фыркнула:
– Мне уже давно от нее не отделаться. Черт… Пойду-ка поищу, что сказано в Анналах об этом Гиэ-Ксле. Не знаю, в чем причина, но не нравится мне это место.
Мне оно тоже не нравилось, хотя я только что осознал это. Странно. Обычно меня тревожат люди, а не места.
– Так что же тебе мешает?
Я как будто читал ее мысли. Иди. Спрячься. Заройся в книги, в истории о далеком прошлом. А я останусь здесь, чтобы взглянуть в лицо дню нынешнему и грядущему.
В такую минуту что ни скажи, все будет не то. Поэтому я выбрал из двух зол меньшее – молча встал и пошел.
И по дороге к лагерю едва не налетел на Гоблина. Он был так занят, что не услышал меня, хотя я, пробираясь впотьмах, наделал немало шуму.
Он, лежа за валуном, пожирал глазами сутулую спину Одноглазого и столь явно замышлял недоброе, что я не смог пройти мимо. Нагнувшись к его уху, я негромко сказал:
– Бу-у-у!
Он всквакнул и подскочил футов на десять, а затем обжег меня взглядом.
Придя в лагерь, я принялся искать нужную книгу.
– Костоправ, какого дьявола ты суешь нос куда не просят? – спросил Одноглазый.
– Что?
– Не лезь в чужие дела! Я караулил пакостного жабеныша, и, если бы ты его не спугнул, он бы у меня…
Из темноты к нему скользнула веревка и улеглась кольцом на коленях.
– Ладно, больше не буду, – пообещал я.
Анналы не смогли развеять моих опасений. Я нажил себе настоящую паранойю с нервным зудом между лопаток. Нет-нет да и вглядывался в темноту, не следит ли кто за мной.
Гоблин с Одноглазым продолжали цапаться. Наконец я спросил:
– Ребята, вы не могли бы хоть ненадолго делом заняться?
Да, конечно, еще бы не мочь, однако они не желали признать, что их склока – вовсе не мировая катастрофа, а потому просто взирали на меня, ожидая продолжения.
– Как-то мне не по себе. Не то чтобы я чуял беду, но все равно тревожно. И чем дальше, тем сильнее.
Они с каменными лицами хранили молчание.
Зато высказался Мурген:
– Я знаю, о чем ты, Костоправ. С тех пор как мы приехали сюда, я тоже весь на нервах.
Я оглядел остальных. Гогот смолк. Прекратилась игра в тонк. Масло с Крутым слегка кивнули, подтверждая, что и они не в своей тарелке. Прочие же постеснялись признаться, опасаясь выглядеть недостаточно мужественными. Вот так. Может, моя медвежья болезнь – не совсем плод воображения.
– Чувствую, в этом городе наступит переломный момент