– Возможно, мой супруг, – сказала я, – призвал сюда мою дочь, чтобы после сражения…
– После сражения я отправлюсь домой, – перебил меня он. – Если уцелею в бою – отправлюсь домой.
– Моя дочь приехала сюда, чтобы выйти за тебя замуж, – проговорила я. – Ее призвал отец, мой супруг.
– Ты заблуждаешься, – молвил он, и я вновь увидела благородство, оттененное твердостью и решимостью. На миг мне пригрезилось будущее – будущее, что преобразит для нас Ахилл, время, что начнется в пространстве, где смягчены все углы, а тени обласканы, и я состарюсь там, Ахилл возмужает, моя дочь Ифигения станет матерью, а Орест обретет мудрость. Внезапно мне показалось, что в том будущем мире нет места Агамемнону, не приметила я там и Электры, и на миг я замерла и едва не охнула от маячившей темной бреши. Попыталась поместить их обоих в картину грядущего – и не сумела. Ни того, ни другой не смогла рассмотреть, и было там еще что-то незримое для меня, Ахилл же возвысил голос, будто пытаясь привлечь мое внимание.
– Ты заблуждаешься, – повторил он, а затем заговорил тише: – Твой супруг обязан был сообщить тебе, зачем твою дочь призвали.
– Мой супруг, – сказала я, – лишь встретил нас по прибытии. Больше ничего не сказал.
– Ты, значит, не ведаешь? – спросил он. – Возможно ли это – что ты не ведаешь?
Лицо у него потемнело, голос едва не сорвался на этом вопросе.
Я сгорбилась, уходя от него, и отправилась туда, где были моя дочь и остальные женщины. Они почти не заметили меня – восхищались каким-то шитьем, увлеченно разглядывали какую-то ткань. Я села одна, подальше от них.
Я не знаю, кто сказал Ифигении, что не замуж выдадут ее, а принесут в жертву. Не знаю, кто ей сообщил, что не стать Ахиллу супругом ее, но она была готова подставить горло под острый тонкий нож у всех на виду, пока многочисленные зеваки, включая ее же отца, пялились на нее, а люди, назначенные для этой цели, нараспев возносили моления богам.
Когда женщины разошлись, я заговорила с Ифигенией – тогда она еще не знала. Но в следующий час-другой, пока мы ждали возвращения Ореста, пока я лежала без сна, а Ифигения сновала туда и сюда по нашим покоям, кто-то сказал ей – прямо и точно. Я осознала, как обманулась в вере, будто найдется какое-нибудь простое объяснение, почему Ахилл не осведомлен о свадебных замыслах. Несколько раз меня посещала пронзительная догадка о правде, но то, что кто-то собрался навредить Ифигении, казалось совсем невозможным – из того, как мой супруг встречал нас у всех на виду и как женщины из его лагеря устремились разглядывать облачения.
Я перебрала в уме разговор с Ахиллом, вспомнила каждое слово. Когда Ифигения пришла ко мне, я не сомневалась, что к ночи получу вести, какие успокоят меня, и все разрешится. Я была уверена в этом, даже когда она заговорила, когда начала излагать мне, что́ ей стало известно.
– Кто тебе сказал? – спросила я.
– Ко мне отправили женщину, чтобы она сообщила.
– Которую?
– Я