За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно…
И стало мне, мои друзья,
Так кюхельбекерно, так тошно.
Произошло это в восемнадцатом, когда оба поэта были молоды и горячи. Стрелялись на Волковом поле, то ли у кладбищенской сторожки, то ли в полуразрушенном фамильном склепе. Секундантом Кюхельбекера был Антон Дельвиг. Нелепая история, когда по разным сторонам барьера оказались товарищи. «Кюхля» стрелял первым. Когда он стал целиться, Пушкин крикнул:
– Дельвиг, стань на мое место, здесь безопаснее!..
Кюхельбекер разнервничался, рука его дрогнула, он промахнулся.
Одарив друга острой эпиграммой, поэт бросил пистолет и пошёл обниматься. Но «Кюхля» сердито увернулся:
– Стреляй, давай! Стреляй!.. – возмутился он.
Пушкину убивать друга, конечно же, не хотелось. С помощью секундантов насилу удалось убедить упрямца, что в ствол пистолета набился снег. С тем и разошлись…
Зато ссора в театре с неким майором Денисевичем едва не закончилась реальным поединком. Но и тут пронесло: в последний момент военный, как ни странно, проявил слабость и в присутствии двух секундантов отозвал свой вызов обратно.
«У Пушкина каждый день дуэли», – писала в марте 1820 года Вяземскому Е.А. Карамзина, явно преувеличивая. Тем не менее – не бывает дыма без огня…
В 1817 году известный дипломат и литератор Александр Грибоедов оказался втянут в неприятную и громкую историю, связанную с дуэлью, которую позже назовут «четверной». Для самого писателя история оказалась особенно неприятной потому, что именно он стал причиной возникновения скандала.
Прелюдия такова. Дипломат как-то привёз на квартиру своего приятеля графа Завадовского некую танцовщицу Истомину. Девица провела в доме графа не час и не два, а целых двое суток, что, в общем-то, являлось вполне обычным делом в отношениях между молоденькими актрисками и их покровителями не самой первой свежести. И всё бы ничего, если бы эта самая танцовщица не имела ревнивого любовника в лице Василия Шереметева, штаб-ротмистра Кавалергардского полка. Прознав о связи Истоминой с Завадовским, Шереметев вызвал графа на дуэль. Секундантом Завадовского вызвался Грибоедов, Шереметева – некто Александр Якубович, корнет лейб-уланского полка.
Как вспоминал свидетель дуэли, доктор Ион, «Грибоедов и не думал ухаживать за Истоминой и метить на ее благосклонность, а обходился с ней запросто, по-приятельски и короткому знакомству. Переехавши к Завадовскому, Грибоедов после представления взял по старой памяти Истомину в свою карету и увез к себе, в дом Завадовского. Как в этот же вечер пронюхал некто Якубович, храброе и буйное животное, этого не знают. Только Якубович толкнулся сейчас же к Васе Шереметеву и донес ему о случившемся…»
Условия дуэли были жесточайшими. С самого начала стало ясно,