Однако как отечественные, так и зарубежные романисты уже давно и единодушно отметили, что в действительности Гай классифицирует не вещи, а права, входящие в состав имущества, стремясь отметить различие между полным господством над вещью (оформляемым правом собственности, которое он не вполне удачно отождествляет с самой вещью) и другими правами, которые «или имеют объектом своим нечто нетелесное, или же дают субъекту неполное господство над телесной вещью»[116]. Ведь древнее римское право, как уже отмечалось, не проводило различий между правом собственности и другими вещными правами. Кроме того, субъективное право как часть имущества в бытовом смысле нередко представляется в качестве самостоятельной, особой ценности, «предмета обладания», в результате чего «расширяется идеальное представление, соединяемое со словом «вещь», и в этом смысле римские юристы говорят о так называемых бестелесных вещах – res incorporates»[117]. Поэтому в понимании Гая и других римских юристов res corporates – вещи, в отношении которых можно иметь «полное хозяйственное господство», т. е. быть собственником, тогда как res incorporates — нетелесные части имущества, к которым невозможно прикоснуться и в отношении которых такое господство (и соответственно режим права собственности) исключается.
Как удачно подметил сербский цивилист О. Станкович, в римском праве различие телесных и нетелесных вещей связывалось с противопоставлением права собственности, отождествленного со своим объектом, и всех других имущественных прав, в отношении которых такое отождествление невозможно: когда говорят «имею дом», подразумевают «имею право собственности на дом», но, имея на дом ограниченное вещное право, например, «пользовладение» (узуфрукт), невозможно сказать «имею дом», можно лишь сказать «имею пользовладение домом»[118]. И в тех немногочисленных правопорядках, где закреплено деление вещей на «телесные» и «бестелесные» (unkцrperliche) (см. особенно § 292 австрийского Общего гражданского уложения – ABGB), прямо отмечается возможность установления вещных прав только на телесные вещи[119]. Следовательно, невозможно быть собственником «бестелесных вещей», а сами эти объекты не могут приобрести вещно-правовой режим (включая вещно-правовую защиту в виде виндикационного иска).
Новая редакция ст. 128 ГК РФ (установленная Федеральным законом от 2 июля 2013 г. № 142-ФЗ) окончательно разрешила этот вопрос, прямо отнеся «бездокументарные ценные бумаги» не к вещам, а к «иному имуществу»[120]. Теперь закон четко различает обычные ценные бумаги как документы (абз. 1 п. 1 ст. 142 и ст. 143.1 ГК РФ), т. е. вещи, и «бездокументарные ценные бумаги» как обязательственные и иные права (абз. 2 п. 1 ст. 142 ГК РФ). Соответственно разделяются и способы их гражданско-правовой защиты, поскольку виндикация допускается только для документарных ценных бумаг (ср. п. 1 ст. 147.1 и п. 1 ст. 149.3 ГК РФ). Таким образом, попытка распространения режима объектов вещных прав на имущественные права («бездокументарные ценные бумаги», «безналичные