Роза внимательно выслушала выступление Марка и заметила:
– Чувства, мысли и идеи бывают разными – хорошими и плохими. Слово «сентиментальный», наверное, относилось к плохим, либо же мисс Хелстоун употребила его в этом значении, потому что она вовсе не обвиняла мистера Мура, а защищала.
– Вот кто моя добрая маленькая защитница! – воскликнул Мур, беря Розу за руку.
– Она за него вступилась, – повторила Роза. – На ее месте я бы сделала так же, потому что остальные леди ехидничали.
– Леди часто ехидничают, – кивнул Мартин. – Такова женская сущность.
Наконец заговорил Мэтью, впервые за вечер:
– Что за дурачок наш Мартин – вечно болтает о том, чего не понимает!
– Как человек свободный, я имею право рассуждать о чем угодно!
– Своим правом ты пользуешься – точнее, злоупотребляешь – до такой степени, что доказываешь: тебе следовало бы родиться рабом.
– Рабом? Сказать такое Йорку! Да как у тебя язык повернулся? Этот субъект, – добавил Мартин, вставая во весь рост и тыча пальцем в Мэтью, – забыл факт, известный каждому земледельцу в Брайрфилде: у всех Йорков такой высокий подъем стопы, что под ним свободно протекает вода, – лучшее доказательство, что в нашем роду не было рабов лет триста!
– Фигляр! – бросил Мэтью.
– Ребята, тихо! – воскликнул мистер Йорк. – Мартин, ты задира. Все ссоры – из-за тебя.
– Вот уж точно! Кто из нас начал – я или Мэтью? Разве я с ним разговаривал, когда он сказал, что я болтаю как дурачок?
– Да, дурачок, к тому же зазнайка! – повторил Мэтью.
Тут уже не выдержала миссис Йорк и принялась раскачиваться – зловещий признак, предвещавший истерику, особенно если кто-нибудь задевал Мэтью.
– Почему это, интересно, я должен терпеть оскорбления от Мэтью Йорка, и какое он имеет право меня обзывать? – усмехнулся Мартин.
– Такого права у него нет, тем не менее ты должен простить брату до семидесяти семи раз, – добродушно напомнил мистер Йорк.
– Всегда одно и то же, вечно у вас слова с делом расходятся! – пробурчал Мартин и ринулся к двери.
– Куда собрался, сын мой? – поинтересовался Йорк.
– Туда, где некому меня будет оскорблять, если в этом доме вообще есть такое место!
Мэтью нахально рассмеялся. Мартин бросил на него недобрый взгляд и задрожал всем телом, однако взял себя в руки.
– Полагаю, никто не возражал против моего ухода? – спросил он.
– Нет. Иди, друг мой, и не вздумай затаить злобу.
Мартин ушел, Мэтью опять нахально рассмеялся ему вслед. Роза подняла светловолосую головку с плеча Мура, внимательно посмотрела на брата и промолвила:
– Мэтью огорчен, а ты радуешься… Только я бы лучше оказалась на его месте, чем на твоем. Подлая у тебя натура!
Миссис Йорк многообещающе всхлипнула, и Мур, не желая стать свидетелем еще одной сцены, ссадил Джесси с колена, поднялся, поцеловал обеих