Шоррен встал при появлении капитана. Бодяга присел на стульчик, покачался на нем, проверяя устойчивость.
– Уныло тут у тебя, – обронил, окинув взглядом стены.
– Как в тюрьме.
– Но-но, не бери в голову!
– Как не брать, когда оно само лезет, – попробовал пошутить Шоррен.
– Перестань. Так всегда бывает с новичками.
– Я не новичок…
– Да, я это знаю. И Минк тоже, – при воспоминании о старпоме капитана почему-то передернуло. – Но для остальных людей ты – салага, который глубокого космоса не нюхал. Маленький мальчик, который чуть ли не до тридцати лет держался за мамкину юбку, и лишь недавно рискнул от нее отцепиться. Что, – усмехнулся капитан, заметив, как потемнело лицо молодого человека, – скажешь, не так?
– Не так.
Шоррен скрипнул зубами. Про свою жизнь на Гудзоне он старался не вспоминать, чтобы не бередить раны, и во время учебы в академии это порой удавалось – он неделями не думал о своей бригаде, не вспоминал о Натеше и дочке. Сара не брошена, она в надежных руках, так чего тут думать? Но в последние дни, окруженный стеной отчуждения, он вдруг снова вспомнил прошлое.
– Что, неужели подцепил кого-нибудь? – понимающе хохотнул Бодяга.
Шоррен стиснул кулаки. Да как смеет этот грязный пират марать своими жирными губищами имя Натеши? Женщина, подарившая ему дочь, самая прекрасная женщина на свете. Она…
Нет. Не думать, Не вспоминать. Он сделал свой выбор и, что бы ни случилось, назад не вернется. Космос зовет, и его зову противиться нельзя. Он – звездопроходец, его место здесь, среди звезд, на вселенских трассах.
Капитан по-своему понял его напряженное молчание.
– Брось, – он хлопнул парня по плечу, – Не стоит она того, чтобы из-за нее переживать! Что ты, себе бабу не найдешь, что ли? Ты ж у нас такой красавец! Да в любом порту тебе достаточно глазом моргнуть – из девиц очередь выстроится. Из трусиков на лету будут выскакивать, лишь бы к тебе поближе… Кстати, я вот чего пришел, – он сменил тон, – насчет космопортов…
– Меня будут искать, – Шоррен поднял голову. – Я – беглый. И я… осужден.
– За что?
– Мне сказали… я свой срок не отсидел.
– Чего? Какой еще срок?
– Тот самый. Я ведь не просто так почти девять месяцев в учебке академии провел. Законы изучал и вообще… Для таких, как я, существует срок давности. Пятнадцать лет. Если сбегаешь, не дождавшись суда или сразу после объявления приговора, то только через пятнадцать лет можно… м-м… вылезать из подполья. То, что я попал на Гудзон… это можно счесть, как побег. Ведь меня забрали до суда. А суд наверняка дал мне, как «черному» звездопроходцу,