19
Юркин дом находился в следующем поселении. Юрка мне все уши прожужжал, что у него гораздо просторнее, чем в харчевне, и у женщины с одеждой. И что окна есть, даже с резными наличниками.
Мы снова шли по пустыне. Точнее, я бы теперь назвала это полем. Ноги щекотали стебли растений, а среди травы иногда мелькали вполне земные ящерки.
Один раз нам навстречу попался мужчина лет пятидесяти в свитере и с рюкзаком. Он шёл грустный, и мы с Юркой подумали, что его надо чем-то утешить.
Мне совершенно не хотелось приставать с вопросами и дежурными словами, и я убедила Юрку отдать мужчине наши самаки. Впрочем, «убедила» – громко сказано. Если бы я уговаривала Юрку как Сашку из того, нашего мира, мужчина бы ушел очень далеко, и, может, даже успел повеситься. Но здесь нам хватило двух взглядов и диалога: «Ты думаешь?» – «Уверена!».
Самаки мы взяли в столовой. Это было нечто, эволюционно ближе всего к пирожным из суфле на тончайшем ломтике карамели. Или к зефиру. Впрочем, нет, зефир слишком грубый.
– Мужчина, – я догнала его. – Это вам.
Мужчина удивился.
– Зачем?
– Я очень хочу, чтобы вам стало радостно и тепло, как будто летучка лапками погрела, – ответила я.
Мужчина невольно улыбнулся.
– Да вы сами съешьте, девушка.
– У нас ещё есть, – ответила я, махнув головой на Юрку.
Мужчина снова улыбнулся и взял у меня из рук один самак.
– Всё, больше не возьму, и не уговаривайте.
– Спасибо, – сказала я и вприпрыжку побежала к Юрке.
– Вам спасибо, – крикнул мне в спину мужчина. А я почувствовала между лопаток прикосновение тёплых лапок летучки.
– Надеюсь, ему так же хорошо, – улыбнулась я.
20
Ханна отпихивала Сашкину руку, лезущую в трусы.
– Саша, ну, пожалуйста!
– Хань, ну надо же тебя как-то утешить!
– Не надо меня утешать. Саша, ты понимаешь, что я вообще сейчас ничего не хочу!
– То есть, я тебя как мужчина уже не привлекаю, да? Вот спасибо! – Сашка нервно отвернулся, выставив в сторону Ханны пятую точку.
– Саш. Я сегодня похоронила маму. Как ты думаешь, я могу хотеть хоть чего-то?
– Бред, – глухо ответил Сашка. – К этому всё давно шло. А ты строишь из себя страдалицу.
– Ты… – Ханна начала, но замолчала. Что можно ответить на это? Что нельзя быть готовым к смерти? Что даже ожидаемая смерть не перестаёт быть горем? Кажется, если человеку приходится объяснять такие вещи, то это бесполезно.
– Какой же ты…
– Я какой? Я какой? – вскочил Сашка. – Да пошла ты, цаца нежная! Я весь день вокруг неё прыгаю, как клоун, а она глазки закатывает!
Сашка рывком раскрыл шкаф, вытащил гостевое одеяло. Притащил с балкона раскладушку и сердито угрохотал на кухню, царапая стены.
Ханна тихонько расплакалась.
Всё неважно. Всё зря. Вся жизнь не такая.
21
– Странно, –