Из ближнего угла отозвался капитан Ружевский:
– Командир в соседнем доме, удостоен чести быть званным на ужин к местному священнику. Ежели хочешь перекусить, то обещано и нам горячих щей, только попозже. Матушка-попадья всенепременно расстарается для храброго воинства государыни Екатерины Алексеевны, как перед этим старалась угодить набеглым атаманам. Тьфу, пропади ты пропадом! И что за народец в этих краях?
Илья Кутузов не дослушал капитана, обратился к старшему из казаков:
– Идите за мной.
Дверь в низеньком домике местного священника отыскали на ощупь, надавили плечом, и она отошла. В сенцах густо пахло сухой полынью и березовыми вениками.
«Ишь ты! – усмехнулся Илья Кутузов. – А здешний батюшка любитель попариться!» – И с порога, вскинув руку к треуголке, доложил: – Господин полковник, прибыли курьеры генерала Кара с двумя повязанными ворами. Прикажете ввести?
Полковник Чернышев уже отужинал. На столе свистел струйкой пара начищенный до блеска самовар, по пустым блюдцам разложены комочки колотого сахара. Полковник переглянулся с майором Естифеевым: равнодушное лицо командира батальона не дрогнуло ни одним мускулом, словно он заранее знал, что именно скажет столь долгожданный курьер.
По знаку командира корпуса Илья Кутузов пропустил старшего среди казаков, за ним двух его товарищей, а после них впихнули повязанных. С бороды и усов текла вода – в тепле изморозь оттаяла, а утереться невозможно, руки за спиной скручены ременными удавками так, что не шевельнуть ими.
Старший из казаков снял с головы черный бараний малахай, перекрестился на образа, прохрипел простуженным голосом:
– Представляюсь вашему высокому благородию – атаман Сакмарского городка Прохоров. Нами ухвачены два илецких изменщика, крались от воровского скопища, которое сражалось с господином генералом Каром, к главной воровской шайке Емельки Пугачева в Бердинскую мятежную слободу с важными вестями.
Полковник Чернышев решительно поднялся из-за стола, подошел к пожилому казаку, взял его за мокрую бороду, резко поднял голову:
– Зри мне в глаза, разбойник! Кем и с какой вестью послан? Говори истину, как при последнем соборовании, коль жив быть хочешь! Ну, что язык сглотнул? Говори!
Казак лет пятидесяти, чернявый и довольно красивый лицом, не выказал ни малейшей доли робости, не завилял черными глазами. Он дернул головой, чтобы избавиться от цепких пальцев полковника, ответил, не скрывая дерзости:
– А с какой вестью иду – так это разве только для вашего высокого благородия тайной осталось! Послан я от государевых атаманов к Петру Федоровичу с радостной вестью: генерал Кар ныне откаркался! И надолго, потому как бит напрочь, а сам, с ощипанным хвостом, едва утек, бросив солдат своих на милость государя…
Чернышев побагровел лицом, брезгливо отдернул руку от влажной бороды, отступил на шаг. И сорвался вдруг, закричал на казака:
– Брешешь, собака! Брешешь, воровская