Метресса фаворита (сборник). Юлия Андреева

ему Александром Ивановичем место у противоположной стены, как можно дальше от судейского стола и задержанных. Вне себя от свалившегося на него счастья, Гриббе немедленно разложил перед собой блокноты и карандаши. Странное дело, начинающий писатель не имел при себе ни пера, ни чернил. Впрочем, он перехватил удивленный взгляд Александра Ивановича и, подняв карандаш, пояснил: – Чернила могут высохнуть или ненароком вылиться, перо в самый ответственный момент непременно сломается, а вот верный друг-карандаш никогда не подведет. Затупится – отточим, не будет под рукой ножа – и обкусать кончик не велик труд.

      Назначенный на одиннадцать утра допрос пришлось перенести на полдень, так как его сиятельство не мог подойти раньше, но, услышав о признании, сделанном накануне Прасковьей Антоновой, пожелал, чтобы следователь впредь допрашивал задержанных при нем. Это новое правило должно было действовать вплоть до нового распоряжения его сиятельства или неявки последнего в установленное время. Меря шагами роскошный графский сад, Псковитинов ругался себе под нос. Меньше всего на свете он желал допрашивать арестованных в присутствии гневливого и явно скорого на расправу графа, но делать было нечего. Неловкость ситуации немного сгладил примчавшийся в Грузино за полчаса до полудня Корытников, который не только молниеносно собрался сам, но и, не дождавшись послания от Псковитинова, предупредил Селифана, чтобы тот прихватил с собой все необходимое для барина. В общем, уважил, так уважил.

      Завидев вылезающего из коляски приятеля, Александр Иванович заторопился ему навстречу, они обменялись крепкими рукопожатиями и поцеловались. Вместе с Корытниковым в Грузино пожаловали едущие в других экипажах младшие следователи, которым Александр Иванович теперь был несказанно рад. Кроме того, Корытников запряг в свою коляску успевших отдохнуть лошадей Псковитинова, так что теперь они оба были при лошадях и экипажах.

      – Ты, брат, знаешь, кто самый опасный человек в нашей губернии? – Предоставив своему слуге и по совместительству кучеру, дворовому человеку Якову, перетаскивать багаж, Петр Петрович нес только необходимые ему для работы предметы: прекрасно знакомую всем судейским в Новгороде кожаную папку, в которой он держал блокнот и рисовальные принадлежности. Селифан тащился следом с вещами своего забывчивого барина.

      – Самый опасный? – Александр Иванович покосился в сторону окон его сиятельства.

      – Да нет, Аракчей строг, но совсем не жесток. Во всяком случае, на моей памяти он всегда старается все делать по закону. Самый опасный – это твой всегдашний визави Дмитрий Сергеевич Жеребцов, с которым вы вечно на ножах.

      Александр Иванович кивнул, стоящий у дверей слуга поспешно распахнул перед следователями тяжелую входную дверь, на помощь Якову и Селифану поспешил, должно быть, только сейчас приметивший их Ермошка. Не обращая внимания на возню слуг, Корытников продолжал:

      – Дмитрий Сергеевич, душа моя, человек, опасный уже тем, что: а)