– Жора, кажется, прогулка закончилась. Пошли в «Здрасти» выпьем по глинтвейну, или я не отвечаю за своё здоровье, – прогудел сквозь ветер на ухо приятелю я.
Жора согласно кивнул головой, и мы направились в кафе.
– Понимаешь, Андрей, – запальчиво тараторил уже пьяненький Жорик, – музыка – это душа, уносящаяся во Вселенную. Музыка – это самое ценное, что есть в мире. Музыка и есть жизнь, а мы тут лишь для того, чтобы эту жизнь родить. Вот послушай!
Жорика и его скрипку все давно уже знали, поэтому никто не удивился дальнейшему, все отложили в сторону свои дела, разговоры, тарелки, рюмки и замерли в ожидании. Жорик достал из-за пазухи старого серого пальто скрипку и в этот раз заиграл увертюру концерта для скрипки с оркестром Мендельсона. Жорик скрипкой плакал, стонал, пел, рвал свою и посетителей души на мелкие клочки и снова собирал их обновленными и чистыми, как после бани. Перестав играть, Жорик минуту постоял с закрытыми глазами в полной тишине, потом глянул на меня мутными глазами безумца и торжественно вопросил:
– Понял?
– Понял, Жорик. – кивнул я скрипачу.
– Говорят, в Одессу приедет молодой Пронин. А это школа Столярского. Обязательно пойду послушать!
…Была весна, расцвела акация в палисаднике скрипача. Жорик в гостиной играл «Весну» из Вивальди. Вдруг музыка прекратилась, послышался стук скрипки о пол и последовала тишина.
Супруга Жоры Анна перестала возиться с цветами в палисаднике и вошла в дом. На полу валялись скрипка и смычок. Жорик полулежал, опрокинутый в кресло мгновенной смертью, безвольно раскинув руки в стороны и обратив улыбающееся безжизненное лицо к потолку…
…Жаркий душный летний вечер. Звонок согнал меня с уютного дивана и погнал открывать дверь. На пороге стояла вдова Аня.
– Андрюша! Твой племянник Костик ведь ходит в музыкальную школу на скрипку?
Я утвердительно кивнул. Аня протянула мне скрипку.
– Вот, возьми для Костика. Жорик говорил, что скрипка не должна молчать. Скрипка должна дарить жизнь…
Нити жизни
Звонок в дверь.
– Кто? – недовольно пробасил я.
– Добрый день. Вам письмо. – холодный, казенный, хоть и женский, голос за дверью.
– Письмо? – удивился я и открыл дверь.
– Да. Вот ваше письмо. Ящиков почтовых у вас нет, – несколько осуждающе заметила женщина-почтальон.
– Спасибо. – улыбнулся я представительнице вымирающей профессии.
Письмо было от бабушкиной подруги тети Лизы, переехавшей с мужем и сыном Сашей ещё лет двадцать пять назад, на сломе эпох, в Калиниград. Почему переезжали? Зачем именно в Калининград – я уже не помню. Да и какая теперь разница? Помню только, что муж тети Лизы, Николай Вениаминович, был каким-то портовым начальником.
…Это сколько ей сейчас лет? – вспоминал я, вскрывая конверт? Восемдесят? Восемдесят пять?..
Саша был