Где однажды я сам рассмотрел коленки своей случайной соседки – сокурсницы-поэтессы Ирины Н. – после чего увлекся ею всерьез и надолго, на всю сессию 3 курса.
Шел дальше, доходил до Никитских ворот.
Смотрел на церковь, где не существующий в природе бог уронил венчальную свечку, из последних сил пытаясь удержать поэта от безумства – не дать ему связать судьбу с губительницей неповторимой жизни.
И шел еще дальше, к грустному Гоголю, спрятанному советским оптимизмом в глубину Арбатского двора…
* * *
Москва принимала меня в себя и я растворялся в ней.
Я любил все ее черты и черточки; любил и «Столичную водку» Госплана и даже черный кирпич ныне снесенной гостиницы «Интурист».
А что стоили Сталинские высотки!
Величественные и легкие, подобные готическим соборам.
Ведь они не давили стоящего на земле человека, а лишь уходили все выше и выше с каждым шагом приближения к своим мощным фундаментам.
Издали – с самолета или на панорамном снимке – эти здания напоминали причудливые сталагмиты, вознесшиеся с земли и поддерживающие низкое небо своими высоко вознесенными звездами.
Словно бы помогающие почти таким же звездам старого Кремля.
* * *
Но мне эти высотные здания оставили еще и чувственный отсвет.
13
Да, именно так.
* * *
Несмотря на то, что согласно терминологии главы 10, мой Донжуанский счет по городу Москва составляет всего лишь 2,5 – 1 – 2 (что я имел в виду под «0,5», думайте сами), ощущения от столицы глубоко эротичны в совокупности.
И каждая черта моего любимого города так или иначе связана с чувственностью.
Вспомню всего один эпизод.
* * *
Стоял воскресный день.
Мы сидели в одной из «высоток» – конкретно в гостинице «Пекин», на Садовом кольце.
В номере, который снимали родители для одной из наших курсовых поэтесс.
(Той самой Ирины, которая одни ударом могла уничтожить обе кремлевские реликвии, о чем я писал во «Вкусе помады».)
Уже не помню, на каком этаже располагалась комната, своими трехметровыми потолками напоминавшая уютное ущелье. Помню только, что было там очень светло и просторно.
Мы сидели на краю широкой кровати – именно на кровати, по причине отсутствия иной мебели.
Нас было трое: кроме поэтессы и меня тут был еще один наш поэт.
Девушка сидела между нами, груди ее упирались в противоположную стену и перегораживали комнату на две части.
Мы с поэтом друг друга не видели и нам казалось, что поэтесса сейчас находится с обоими сразу, но все-таки с каждым по отдельности.
Хотя, наверное, последнее казалось лишь мне.
Ведь я успел попробовать чудесные бюсты всего лишь раз, да и то не руками, а… головой – проспав на поэтессином сокровище всю дорогу в автобусе на экскурсию в Загорск.
А вот поэт переживал с нею упоительный роман со всеми бурностями