С ним выпили, но за пропаганду английских питейных заведений он был нещадно обозван английским блохариком. Фредди захотел драки. Его мягко толкнули жестким коленом. Макк поспешил на выручку, но его уронили и прошлись по нему в искусственно устроенной очереди за элем. Охая, Макк поднялся и тут же был сбит с ног снова. Скрипя шейными позвонками, он поднял голову и уперся взглядом в какую-то грудастую тетку.
– Ты, гиена! – заревел на нее окончательно окосевший Макк. – Че толкаесся? Мышь!
– Сам дурак, – неожиданно на чистейшем английском отозвалась тетка. – Пшел вон, пьянь подзаборная!
Макк полез извиняться «только из уважения к личности, говорящей на инглиш», как он пояснил. А потом предложил незнакомой брюнетке выпить на троих с другом, коим и оказался, как вы понимаете, Фредди.
Никто не понял, что произошло. Тетка при виде Фредди разинула рот так, что ее сигарета упала в вырез ее же платья. Запахло жареным. Фредди не растерялся и плеснул ей в вырез элем из кружки. Теткиной, естественно. Портить свою водку Фредди было жаль. Страшно полыхнуло огнем. И никто их посетителей кабака, кроме этих двоих, не догадался, что это – любовь…
Утро застало Фредди и Барбару (так звали брюнетку) в пабовском туалете – там они спасались от пожара и так разговорились, что не заметили, как настал вечер и уборщик закрыл туалет на ключ. Фредди рассказал про своего необыкновенного кота Джерри, который был таким умным, что даже ездил в трамвае и платил за себя и за Фредди!
– Толковый такой, зараза! – восхищенно говорил Фредди, прыгая на корточках перед Барбарой с гривенником возле усов. – Вот так – раз, и в щель! А потом билетом в компостер – бац, бац! – и он осторожно, чтобы не расплескать водку, помахивал рукой. Барбара же кисла от смеха, сидя на допотопном мюнхенском унитазе фирмы «Пеликан».
Вскоре им надоело сидеть в пыльном и тесном туалете, и Фредди принялся распевать гимн Солнцу. Прибежавший на шум и крик уборщик – Элтон Джон – долго не соглашался потратить гривенник на то, чтобы выпустить узников. Пришлось Фредди просунуть свою монетку под дверь. Она была принята вышеупомянутым уборщиком, после чего вместе с вышеупомянутым уборщиком и испарилась.
Спас же их из заточения Брайан, который Бог весть каким ветром залетел в Мюнхен из Лос-Анджелеса, где в то время писал альбом. Самое интересное, что Мэя так тянуло поглядеть, чем же занимаются в своем узилище Фредди и Барбара, что он сунул в щель не одну, а сразу тридцать восемь монеток. Конечно, ящичек не был рассчитан на такое количество меди, и все монеты вывалились с обратной стороны. Но дверь открылась. Брайан ворвался в туалет и застыл от возмущения – на полу, задрав зады, ползали Фредди с Барбарой и собирали монеты.
– Мои деньги! – и Мэй, как бомба, ворвался в гущу свалки, забыв о том, что накануне выпил слишком много имбирного пива. Однако пиво вскоре взбунтовалось, и Мэй, ухватив столько монеток, сколько смог, на трех лапах