– Бросить работу. Бросить друзей. Исчезнуть. Почем я знаю, что вы не какой-нибудь новоявленный работорговец?
– А что, похож?
Выйдя из парка, мы опять остановились у перекрестка.
– Ну вот что, Рюб, – сказал я, – сегодня пятница. Можно мне хотя бы подумать? Субботу и воскресенье. Не надейтесь, что я соглашусь, но в любом случае дам вам знать. Не представляю себе, что еще сказать вам сию минуту…
– Как насчет разрешения на обыск? Я хотел бы сразу же позвонить из ближайшего автомата, вон из «Плазы», – он кивнул на старую гостиницу по другую сторону Пятьдесят девятой улицы, – и не откладывая послать человека к вам домой…
Я вновь ощутил, что к лицу приливает кровь.
– Что вы будете там искать? Сами не знаете?
Он кивнул.
– Если там есть письма, он их прочтет. Если что-то припрятано – найдет.
– Ладно, черт бы вас побрал! Валяйте! Только ни шиша интересного он там не отыщет!..
– Знаю, – Рюб прямо-таки потешался надо мной. – Он и смотреть не станет. Никому я звонить не собираюсь. Никто не будет обыскивать вашу халупу, да никому это и не нужно.
– Какого же дьявола вы мне морочите голову?
– А вы не догадываетесь? – С минуту он пристально глядел на меня, потом широко улыбнулся. – Вы еще не догадываетесь и даже не поверите мне, но дело в том, что решение вы уже приняли.
2
В субботу с утра Кейт и я поехали на денек в Коннектикут. Погода держалась ясная, солнечная – такой долгой осени я и не припомню. Мы спешили воспользоваться ею, пока не поздно, и отправились в путь на принадлежащей Кейт таратайке. Это была старая-престарая таратайка с подножками, откидным верхом и выступающим радиатором, и хотя Нью-Йорк – город мало приспособленный для автовладельцев, Кейт все-таки держала ее: машина точнехонько втискивалась в узкое пространство между домами близ ее магазинчика, если, нарушив правила движения, въехать на тротуар. Правда, забираться в машину и выбираться из нее приходилось перелезая через багажник, зато не надо было платить за гараж, что оказалось бы Кейт не по средствам.
У нее был крохотный антикварный магазин на Третьей авеню, в районе Сороковых улиц. Как-то раз мне понадобилась для очередной рекламы старинная настольная лампа, и я подошел к магазинчику Кейт и остановился у витрины, а она в ту минуту доставала оттуда какую-то безделушку. Я взглянул на Кейт: интересная девушка, густые темно-каштановые волосы медного, но не рыжего оттенка, слегка веснушчатая кожа, карие глаза, какие и должны быть при таких волосах. Но приворожило меня не лицо, вернее, не черты лица, а его выражение. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: такое лицо принадлежит очень хорошему человеку. И, наверное, поэтому, едва она взглянула на меня, я набрался смелости и, прежде чем сообразил, что именно этой смелости мне обычно и не хватает, сложил пальцы щепоткой