Я не видел, что было за дверью, но почти тотчас же оттуда вынырнул еще один мужчина, притворил ее за собой и двинулся к углу, на ходу надевая жесткую соломенную шляпу с плоскими полями и черной лентой. Белый ворот его рубашки был расстегнут, галстук оттянут, а в руке он нес пиджак. С высоты пяти этажей мы с Рюбом наблюдали, как, не дойдя до угла, он приостановился, сдвинул шляпу на макушку, перекинул пиджак через плечо и вытащил из заднего кармана брюк скомканный платок. Вытирая лоб платком, он двинулся дальше усталой походкой, обогнул угол и медленно побрел по кирпичному тротуару мимо человека на крыльце, который уже уткнулся в газету.
– Давайте послушаем, – сказал Рюб, приложив к уху ладонь.
Я последовал его примеру. Из глубины довольно явственно донесся голос прохожего:
– Добрый вечер, мистер Макнотон. Ох и жарко сегодня!
Человек на крыльце поднял голову.
– А, мистер Дрекслер, здравствуйте. Не говорите, жарища. И такую же баню тут, в газете, обещают на завтра…
Прохожий едва волочил ноги – устал после работы, да еще тащись по жаре домой – и теперь уныло покачал головой.
– Когда это только кончится!..
Мужчина на крыльце усмехнулся:
– Ну, к Рождеству-то уж кончится, это точно.
Прохожий свернул с тротуара, по диагонали пересек улицу, поднялся по ступенькам крыльца одного из декоративных фасадов напротив и распахнул сетчатую дверь.
– Эдна! – позвал он. – Вот и я…
Сетчатая дверь с шумом захлопнулась, и мы увидели, как он по короткой лесенке спустился вниз, пригнувшись, юркнул под стропила и отворил еще одну дверь в стене. Потом прошел через нее, и она беззвучно закрылась.
Зато открылась другая сетчатая дверь в фальшивом фасаде другого фальшивого дома, на крыльцо вышла женщина, подняла сложенную газету, развернула ее и стала просматривать первую страницу. На женщине было необыкновенно длинное домашнее платье в синюю клетку – подол не достигал пола всего сантиметров на двадцать. Мужчина на крыльце поднял голову на звук открывшейся двери – и опять уткнулся в свою газету.
Я повернулся к своему спутнику, но Рюб продолжал