Завтра не простит.
Яэль не закрывала глаз, наблюдая, как ее старая подруга свалилась в грязь и снег. Обоими глазами (светлым и темным) она наблюдала, как бабушка упала. Это было странное падение, больше похожее на становление на колени: легкое, добровольное.
Больше она не встала. Даже когда охранник кричал и пинал ее ногами. Другие женщины продолжили волочить ногами, никто не осмелился оглянуться назад. Яэль чувствовала, как в груди растет крепкий узел, как будто к ней по-прежнему была прижата матрешка.
Закончив с пинками, охранник посмотрел вверх. Встретил ее странный взгляд. Его глаза были тускло-серыми – как зимний горизонт. Он выглядел так, как будто это он умер. А не груда ткани и кожи, столь неподвижная у его ног.
Охранник поплелся к двери барака, его рука сжимала ремень винтовки.
– Почему ты не с остальными? – пролаял он.
У Яэль слишком пересохло во рту, чтобы рассказать ему, что доктор Гайер запретил ей работать в сортировочной. На случай, если дополнительный стресс повредит какой бы то ни было химической реакции, которую он пытался выманить из ее тела.
Она не могла говорить, в отличие от своих инстинктов. Они кричали внутри нее – как громко лязгающее железо – как всегда, когда приближалась опасность: «X УКАЗЫВАЕТ НА ВЫЖИВШЕГО ПОКАЖИ ЕМУ ПОКАЖИ ЕМУ…»
Яэль показала ему руку.
– 121358.X? – Он читал цифры вслух. – Зверушка Гайера. Должен был догадаться по твоему виду.
Охранник сплюнул.
«НЕ ДВИГАЙСЯ, ОН МОЖЕТ УДАРИТЬ»
Оперевшись спиной на дверь, Яэль напряглась в ожидании того, что будет дальше. Она чувствовала каждую деревянную щепку, впившуюся ей в ребра, позвоночник. Она смотрела, как над косыми крышами бойни извергается дым, заслоняющий солнце.
Но охранник не ударил и не толкнул ее. Он не схватил ее за шиворот и не потащил ее в одно из тех кирпичных зданий, из которых никто не возвращался. Вместо этого его рука соскользнула с ремня винтовки: «Доктор встретится с тобой сейчас. Иди за мной».
Яэль быстрыми шагами последовала за ним. Прочь от того-что-когда-то-было-бабушкой, от голодного черного дыма.
Но кое-что нельзя было оставить позади. Волшебные, чудесные слова ее подруги постоянно звучали у нее в ушах. Свернувшиеся в узел у нее в груди. Горящие в ее венах.
Ты особенная.
Ты изменишь всё.
Когда она вернулась, с дурной смесью доктора Гайера, бушевавшей под кожей, тело бабушки исчезло. Но кукла все еще была там, благополучно расположенная в соломе ее матраса. Когда все остальные уснули, Яэль вытащила ее и прижала к груди. На всю ночь.
И каждой темной ночью в будущем.
Глава 6
Сейчас. 10 марта, 1956. Олимпийский стадион. Германия, третий рейх. 0-ой километр
Стадион был заполнен и ревел. Крики ста тысяч сливались, чтобы заглушить сначала утренний мокрый снег, а теперь полуденный дождь. Яэль стояла в центре всего, ее сердце энергично плясало в темпе волнения толпы. Капли скатывались