Англичанин хмыкнул.
– Не волнуйтесь. В Лондоне фальшивых ассигнаций тоже много.
После того как сэру Бульверу пришлось уныло запахнуть пальто, прощально взмахнуть шляпой и навсегда уехать в Лондон, Николай Павлович дважды свиделся с новым английским послом Ричардом Лайонсом, старшим сыном лорда Эдмунда Лайонса, адмирала британского флота, бравшего когда-то Керчь.
«Авось, сойдёмся», – решил Игнатьев про себя, сочтя сорокавосьмилетнего дипломата вполне любезным человеком, склонным помогать французам. Несмотря на то, что англичанин на первый взгляд казался тугодумом, его безукоризненно построенные фразы напоминали протяжные балетные прыжки, как бы надолго зависающие в воздухе.
– Я и не ожидал, что наш новый товарищ так хорошо говорит по-французски, – сказал Николай Павлович маркизу де Мустье на обеде у великого везира, и тот надменно усмехнулся.
– Оно и понятно, коллега. Его отец в Афинах показал себя противником Наполеона III и был удалён по представлению тогдашнего английского посла.
– Урок серьёзный.
– Вы его тоже учтите, – всё с той же миной превосходства предупредил Игнатьева француз.
Откровенно и без обиняков.
В последних числах октября в Адрианополе турецкими драгунами – поляками был публично оскорблён русский консул Золотарёв со своей молодою женою. Золотарёв потребовал у генерал-губернатора удовлетворения и наказания развязных офицеров. Турок замешкался, и Золотарёв спустил флаг, прервав с местными властями всякие сношения.
Игнатьеву пришлось срочно вмешаться. Он встретился с великим везиром и вытребовал полного удовлетворения.
– Что делать, – театрально разводил руками Аали-паша, повинно клоня голову, – поляки становятся наглыми. Им покровительствует Франция, а с нею – вся Европа.
Второго ноября, в день, когда пять лет тому назад Игнатьев подписал знаменитый Пекинский трактат – плод продолжительного, напряжённого усилия, упорной и тяжёлой думы, он доверительно сказал полковнику Франкини:
– Бог весть, придётся ли мне ещё когда-нибудь ознаменовать жизнь и деятельность свою столь же осязательным актом, утверждённым моей подписью и нашей имперской печатью.
– Я полагаю, – выслушав его, сказал Виктор Антонович, – деятельности здесь не меньше, причём, весьма разнообразной! И если вам дадут осуществить свою программу, вы утвердите ещё много актов. Исторически и политически значимых.
– Дай-то Бог! – вздохнул Игнатьев и откровенно посетовал, что Стремоухов рвёт и мечет на него. – Он исступлённо не доволен мною. А всё из-за того, что я не разделяю его крайних увлечений в армянском вопросе, и предупредил МИД, что в будущем мы будем иметь от ни них много хлопот.
– Я вот-вот добуду Протокол, – пообещал ему полковник. – Думаю, тогда вам будет легче объясняться с министерством.
– Очень надеюсь, – сказал Николай Павлович, прекрасно