Именно этот парадокс общительности стимулирует распространение третьих мест (или удобных мест для встреч), где бы ни селились люди. Только там, где планирование или зонирование не позволяет этого, третьи места не появляются как естественное проявление человеческой потребности иметь легкодоступные места встречи, куда можно прийти и откуда можно уйти когда захочется. Там, где третьи места отсутствуют, у людей уменьшается количество активных дружеских отношений и пропадает легкость, с которой они могут поддерживать контакты с друзьями. Это типичный случай новых автомобильных пригородов, где правила зонирования не допускают заведений, которые в других местах приспособлены под места встреч. В застройке, где нет ничего, кроме домов, жители сталкиваются с невеселым выбором: или открыть свои дома для частых и непрошеных вторжений, или решительно сократить неформальное общение. Как правило, и достаточно обоснованно, они выбирают частную жизнь. В конце концов, дом нужно хранить как святая святых личной жизни, отдыха и восстановления сил, и он должен выполнять эти функции для всех членов семьи.
Как знают теперь многие жители городов и пригородов, широкая сеть друзей не гарантирует отсутствия одиночества. Участие в ассоциациях волонтеров, «мгновенных сообществах» нашего мобильного общества также не защищает от социальной изоляции и сопутствующих чувств скуки и отчуждения. У сети друзей нет единства и нет «главной базы». Многие друзья могут предложить не более чем периодическую и негарантированную доступность. Добровольные объединения предлагают настоящую групповую принадлежность, и хотя у них есть «главная база», то, что они предлагают, можно получить только по расписанию в часы работы. И во многих из них взаимный интерес более-менее ограничен общими проблемами и заботами одиноких родителей, работой церкви, стратегией и анализом игры в бридж и так далее. Городская жизнь все меньше может