– Что здесь жгли? – Нянечка принюхалась, отпихнула парня от кровати и обнаружила ведро с черными хлопьями. – Какой придурок устроил костер, я спрашиваю?!
Голова одного из приятелей Кирилла дернулась в сторону зачинщика.
– Осипов… – протянула она. – Ты у меня пожалеешь. Ты даже представить себе не можешь, что я тебе устрою. Марш вниз, к завхозу! Сядешь в коридоре и не пикнешь, пока он не придет. Вы оба – вперед за швабрами, и чтобы до завтрака этот этаж блестел.
– А че я?.. – возмутился дружок Осипова.
– Охота препираться? – Тетка уперла руки в боки.
– Да ладно, идем уже. Че сразу начинать…
– Чекать он мне будет! Ну а ты, моя дорогая, к Валентине Семеновне.
Тома встала, шмыгнула и вытерла нос запястьем.
– Живо! – Нянечка толкнула ее в плечо.
Пихнув ноги в шлепанцы, Тамара поплелась в учительское крыло. После драки на нее нахлынула полнейшая апатия. Пусть делают что хотят. Мамы больше нет – даже такой, на снимке. Книгу спалили, и странная женщина наверняка пойдет в обратку. Сейчас еще от директорши попадет. Тома плюхнулась на обитую холодным дерматином лавку и опустошенно уставилась на стену напротив. В том году протекала крыша, штукатурка пошла трещинами. Потом рабочие подлатали и покрасили колбасно-розовой краской прямо поверх сколов. Кого хотели этим обмануть? Как будто в новом цвете стена перестала быть обшарпанной.
Вокруг двери с золоченой табличкой громоздились рамочки с фотографиями. Елки, хороводы, праздники, довольные дети с игрушками. Просто конфетка, а не интернат. Тома фыркнула. Все вранье! Все! От первого до последнего кадра! Никто здесь никому не нужен, а уж она и подавно.
И тут ее пронзила внезапная мысль. Если сегодня Анна Леонидовна все-таки увезет ее в эту Швецию или Швейцарию – куда там она собиралась, – то как же потом разузнать про маму? Тамара всегда планировала забрать свое личное дело после выпускного, а теперь? Кто знает, что случится за те несколько лет, что ее не будет? Передадут в какой-нибудь архив, потеряют… Рисковать нельзя. Надо стащить бумаги, пока не поздно. Все равно Валентина Семеновна придет не раньше девяти. Времени вагон. Осталось добыть ключ.
Звук собственных шагов казался Томе слишком шумным в окружающей тишине. Тапки отрывались от пяток и громко шлепали по ступенькам. Она старалась аккуратно переставлять ноги, поэтому спуск был долгим. Перед дверью в каморку охранника девочка задержалась, лихорадочно соображая, что наплести. Кивнула самой себе, шагнула внутрь. Тот, как обычно, дрых под пледом на скособоченной тахте.
– Иван Саныч, Иван Саныч! – испуганно затараторила Тома.
– Чего? – недовольно буркнул тот.
Пришлось