Тем не менее я тоже издаю сдавленный смешок и облизываю губы, испачканные повидлом.
– Тебе обязательно слушать этого парня? – сестра кивает в сторону телевизора. На экране маячит фигура Джейми Рэардона. – Всякий раз, когда я навещаю тебя, ты смотришь его репортажи. Тебе не кажется, что он немного мрачноват, а?
– А мне он нравится! – неопределенно пожимаю я плечами.
– А чему тут нравиться? Говорящая голова, да и только. Такая маленькая пиранья, которая снует вокруг в поисках жареных новостей.
– Нет, он не такой! – не соглашаюсь я с сестрой, будто у меня есть опыт по части умения отличить хорошего репортера от бульварного папарацци. Зато такой опыт наверняка есть у Андерсона. А Джейми ему тоже понравился. Что-то в этом парне действительно есть такое, что невольно располагает к себе. – Не знаю, но мне кажется… этот человек… С ним легко разговаривать, я думаю.
– Самое смешное, что он только что остановил меня на входе в госпиталь. Там было полно репортеров, но подошел ко мне именно он. Поинтересовался, готова ли ты дать интервью. А я ответила, что он самый настоящий кровопийца. Зарабатывает себе на жизнь, эксплуатируя чужие трагедии. Так нельзя! – Сестра красиво скрестила свои невообразимо длинные ноги, наверняка дюймов на шесть длиннее моих. – Словом, я сказала ему, чтобы он даже не мечтал о том, чтобы заполучить у тебя интервью. Тем более что тебе всегда претила любая публичность. Не в твоем характере выставлять себя напоказ.
– Ничего не помню о своем характере! И кто сегодня может рассказать мне, какой я была на самом деле?
– Я могу! Мы ведь прожили вместе двадцать семь лет! И ты ни разу за все эти годы не воспользовалась ни одним шансом, чтобы где-нибудь засветиться. И уж тем более не занималась поиском таких шансов. Я ведь фактически умоляла тебя, просила почти на коленях помочь мне с организацией галереи. Придумать что-нибудь новенькое, найти свежее решение, которое бы не повторяло избитые концепции и тренды. И тогда ты согласилась рассмотреть организацию выставки работ Хоуп Кингсли. Это та художница, на встречу с которой ты и направлялась в Сан-Франциско. То, что ты согласилась на эту встречу и на саму выставку, стало для меня самым настоящим чудом. Честное слово! Ведь поначалу ты воспринимала ее творчество как нечто второсортное, недостойное серьезного внимания. Сентиментальный вздор, не более того. А уж всем известно, сколь негативно твое отношение ко всякой сентиментальщине во всех ее проявлениях и тем, кто творит такой, с твоей точки зрения, вздор.
– Сентиментальщине?
– Ну да! Ты таких художников называешь не иначе как халтурщиками, посредственностями, не способными никого удивить. Глядя со стороны, можно было подумать, что единственное, что тебя волнует, так это взращивание юных гениев, пестование молодых талантов, но на самом деле тебя интересовало не только это.
Увы! Все эти разглагольствования сестры оставались для меня пустым звуком, и только!
– С