Вот он и наступает, новый 1964 год. Впереди три года срочной армейской службы, армейской «лямки», которой ещё недавно Мишку пугали некоторые приятели и знакомые. Позади два с половиной месяца новых впечатлений, когда он – волею судеб и собственной – оказался на пересыльном пункте в Пушкине.
Несколько дней огромная казарма, заставленная необычными кроватями в два яруса, была почти пустой. Те немногие новобранцы, приехавшие с ним и расположившиеся в углу на нижних ярусах, только подчёркивали зияющую пустоту необъятного помещения.
В кабинете, почему-то называвшемся канцелярией, произошёл странный разговор между капитаном, сидевшим за столом, и стоявшим напротив Мишкой, вызванным то ли для ознакомления, то ли для беседы.
– На каком инструменте играешь? – спросил капитан.
Со всей искренностью и непосредственностью Мишка ответил: «На нервах и немного на проигрывателе».
Капитан, явно не склонный к игривому тону, лениво поинтересовался, куда Мишка, по его мнению, попал: в детский сад или в Советскую армию? Услышав опять вполне искренний ответ о Советской армии, капитан сообщил, что Михаил Анциферов по документам записан в музыкальную команду. Сие обстоятельство было для Мишки уж совсем непонятно. Он бросился терпеливо объяснять, что документов этих не писал и в глаза не видел, но о нём должны позвонить от генерал-майора Панченко по поводу оставления его для прохождения службы в городе-герое Ленинграде.
Это сообщение не произвело на капитана никакого впечатления.
– Ничего не знаю ни о каких звонках! – твёрдо заявил он и выпроводил Мишку из канцелярии в несколько растрёпанных и неприятных чувствах. Его потом долго не покидало ощущение обманутости взрослыми крупнозвёздными мужиками.
Постепенно казарма набилась молодыми телами со всех просторов страны, наполнилась гвалтом и смехом. Мишка успел познакомиться с солдатами из хозвзвода, убиравшими немалое помещение, и бо́льшую часть времени проводил у них.
Все ждали приезда «покупателей». Так назывались представители воинских частей, командированные для набора новобранцев. И вот они прибыли, человек 15—20 офицеров, старшин и сержантов-сверхсрочников. В казарму их привёл тот самый капитан, разговор с которым оставил у Мишки неприятный осадок. Капитан моментально вычленил его из массы и подозвал к себе.
– Звонили насчёт тебя. Вот, смотри, тот лейтенант набирает людей в комендатуру округа, что на Садовой улице. А вон тот здоровяк-старшина с усами – не совсем из города, но рядом. Посёлок Чёрная речка недалеко от Парголово, там учебная хлебопекарня.
Мишка бросился к ребятам хозвзвода и спросил их мнения, как уже хлебнувших солдатских щей и каши. Ему быстро и популярно объяснили, что комендатура – место средоточия начальства, в том числе и крупнозвёздного, сплошной Устав с застёгнутой на все пуговицы гимнастёркой и нарядами «через день на ремень». А хлебопекарня на Чёрной речке – место не только сытное, но и уважаемое, и не такое строгое, без лишней муштры с хождением строем.
Всё было решено в пять минут. Капитан повёл Мишку к старшине, о чём-то переговорил с ним. Старшина, под 190 ростом с лихими усами, задал какие-то дежурные вопросы и записал его фамилию в книжечку. Рядом уже стояло несколько парней, к которым присоединился и Мишка. Предполагая совместную жизнь в ближайшие три года, он быстренько перезнакомился со всеми.
Далее из электрички в метро, из метро в электричку – уже на Финляндском до Парголово, оттуда в автобус 434-го маршрута. И вот она, Чёрная речка и гарнизонная учебная хлебопекарня, располагавшаяся между двумя полками: артиллерийско-пулемётным и полком связи.
В небольшой одноэтажной казарме их, девятерых салаг-новобранцев, уже ждали и ждали с нетерпением. Хлебопёкам, заканчивающим службу, предстояло за два месяца обучить на практике своему ремеслу «салаг», до этого не имевшим ни малейшего понятия, как и откуда берётся хлеб на столе. И только потом они могли рассчитывать на «дембель». Поэтому встретили новеньких радостными криками, пусть и без объятий.
Видимо, Мишка выглядел самым молодым. Кто-то поинтересовался без обиняков: «Пацан, а сколько тебе лет?». На что он возможно басистее и убедительней ответил: «Девятнадцать!»
Утром их отвели на склад, переодели в форму, и тут же началась служба, в которой недели летели днями, месяцы – неделями, где всё было подчинено одной задаче – выпечке хлеба для близлежащих гарнизонов.
Свободного времени были крохи. Двенадцать часов – смена на пекарне, восемь на сон, за оставшиеся четыре нужно было привезти на склад муку на следующую смену, затарить кочегарку дровами и ещё много разных мелочей. Новобранцы довольно быстро втянулись в такой ритм и за пару месяцев успешно освоили процесс.
Весь действующий коллектив хлебопекарни не превышал тридцати человек вместе с вольнонаёмными женщинами, офицерами и сверхсрочниками. Половина состава – солдаты срочной службы. Из них девять начинали службу, двое служили третий год, остальные были «второгодниками». Ни о какой