Иван Сусанин. Валерий Александрович Замыслов

пивцо» и мед лишь четыре раза в году: на Рождество Христово, Рождество Пресвятой Богородицы, Светлое Воскресение Христово (Пасха) и на Троицу. Лишь боярам и купцам дозволялось варить и «курить» вино у себя в теремах без «указных» дней. Так бы и дале велось, если бы царь не учинил Ливонию воевать. Большие деньги понадобились, и государь ничего лучшего не придумал, как открыть кабаки⁷⁶. Допрежь в Москве на Балчуге, а затем и по всей земле Русской, в коих всем черным посадским людям, крестьянам и приезжим свободно разрешалось продавать и пить водку.

      Даже у старинных застав, где русские люди при расставании, по обычаю, любили выпить вина, появились кабаки, прозванные в народе «росстанями».

      Конечно, со всех сторон в казну царскую побежал немалой доход. Выборные люди (продавцы) принимали на себя обещание всемерно приумножать доходы кабаков, в чем целовали крест, почему и назывались «целовальниками». Однако в народе целовальник слыл под ядреной кличкой «Ермак⁷⁷».

      Царь указывал целовальникам: «питухов от кабаков не отгонять» и ради увеличения прибыли действовать «бесстрашно», ожидая за то государевой милости.

      Вот «Ермаки» бесстрашно и орудовали, – осуждающе качал головой Василий Кондак. Уж такие жернова! Сколь люду через них перемололи! Порой, бражники из кабака голышом выползали: пропивали не только заработанные деньги, но и всю свою одежду.

      Приходили жены, сетовали, но Ермак сурово изрекал:

      – И слушать ничего не желаю. У меня царев указ! Прочь из кабака, а не то плетей сведаете!

      Ермак не страшился даже боярина. Его холопы вместо работы в кабаке засиделись, а боярин погневался:

      – Во двор ступайте, крапивное семя!

      Холопы, было, к дверям. А Ермак под нос боярину грамоту сует.

      – Царская воля превыше всего, боярин. «Питухов от кабаков не отгонять!» А кто посмеет нарушить царев указ, то велено отписывать о том самому великому государю. И отписывают! Поди, наслышан, боярин, как князя Вяземского батожьем потчевали. Едва, чу, богу душу не отдал. Грозен царь!

      Смолчал боярин и убрался в хоромы, не солоно хлебавши. Целовальник Рыкуня и впрямь может на Москву кляузу настрочить.

      Иногда Василий Кондак шел по улицам и видел там и сям пьяных, валяющихся в грязи. Не подними – так и замерзнет до смерти. Крикнет извозчика, но тот губы кривит:

      – Чего взять с голи перекатной? Извозом кормлюсь.

      – Развези бражников по домам, мил человек. Я тебе заплачу.

      – Ну, коль сам Василь Прокофьич просит, – почтительно приподнимет колпак извозчик.

      Василий Кондак слыл в городе уважаемым человеком, как такому отказать? Да и плата выйдет двойная. И от купца деньгу получил и от домашних питуха за благополучную доставку.

      А Василий Кондак лишь грустно головой покачает, давно уже ведая, что русские люди никогда не пропустят удобного случая выпить или опохмелиться чем бы то ни было, но большею частью просто водкой. Они считают за великую