Она представила, как выбрасывает из лавки грязный скучный хлам. Стены она мысленно раскрасила кремово-бирюзовыми полосками, как леденцы, а на окно повесила легкие занавески цвета персикового шербета. У входа встали три маленьких кофейных столика, на каждом желтый букетик в вазочке из матового стекла. Вытертый и пыльный ковер уступил место сверкающим мраморным плиткам. Вместо старого прилавка появился стеклянный шкафчик, набитый пирожными и имбирными пряниками, пирогами, штруделями и круассанами с шоколадной начинкой. На задней стене будут висеть корзинки со свежевыпеченным хлебом. Кэт увидела себя за стойкой – на ней розовый фартук в клеточку, с утра припорошенный мукой. Она пересыпает в банку бисквитное печенье. А тем временем Мэри-Энн – в точно таком же фартуке, только желтом – укладывает дюжину песочных пирожных в светло-зеленую коробку.
Кэт сделала глубокий вдох и закашлялась – а все потому, что вместо аромата горячих булочек, шоколада и пряностей, о которых она как раз думала, легкие наполнились едким кальянным дымом. Прикрыв рот рукой и пытаясь сдержать кашель, повернулась к господину Гусенице.
Башмачник внимательно разглядывал ее и Мэри-Энн. К сапогам на стойке он и не прикоснулся. Подойдя поближе, Кэт заметила, что на каждой паре маленьких ножек красовались самые разные сапоги, ботинки и тапочки.
– Кто… – медленно и лениво заговорил господин Гусеница, вынув изо рта мундштук, – вы… такие?
Кэт изобразила самую обаятельную из своих улыбок – чарующую, ей она научилась у мамы, – и, лавируя между грудами обуви, подошла ближе.
– Меня зовут Кэтрин Пинкертон. Мы с моей служанкой проходили мимо и вдруг, совершенно случайно заметили объявление в витрине. Я хотела узнать, что станет с этим магазином после вашего отъезда. Видите ли…
– Не вижу, – перебил башмачник.
– Я имею в виду, что невозможно позволить ему пустовать слишком долго…
– Вполне возможно, – довольно сварливо буркнул господин Гусеница и выпустил несколько клубов дыма.
– О да, но я только имела в виду… Конечно, очень грустно терять такое солидное дело, но я уверена, что вы собрались, э-э-э… на покой, не так ли?
Гусеница смотрел на Кэт так долго, что она решила, что обидела его, и начала сомневаться, что он вообще удостоит ее ответом, когда он наконец подал голос.
– Я приобрел клочок земли в лесу, чтобы обрести долгожданное уединение и покой.
Кэт подождала продолжения, но его так и не последовало.
– Понятно, – сказала она в конце концов. – Очень мило.
Прочистив горло, в котором все еще першило от дыма, она заговорила снова.
– А дом принадлежит вам?
– Нет, – ответил господин Гусеница. – Испокон веку я снимаю его у Герцога.
– Герцог! Вы хотите сказать, Герцог Свинорыл?
– Он самый. – Гусеница зевнул, как будто разговор ему наскучил. – Впрочем, хоть он и свинья